Тайны Истон-Холла - [64]
…За Хингемом — аккуратным городком, где у кромки леса блестит красивое озерцо, — пейзаж становится угрюмым и невыразительным. Мимо, скрипя колесами, прополз экипаж с полудюжиной стариков и старух, жалкий скарб которых, валявшийся у ног, не позволял даже пошевелиться. Нищие, сказал мой друг, хорошо знающий эти края, в уоттонский работный дом едут. Затем проследовала подвода пивовара, влекомая двумя могучими ломовыми лошадьми, и я подумал о конце этого путешествия: хозяин пивной, стоящий в белом фартуке у входа, бочки, скатывающиеся в холодный, тускло освещенный погреб, симпатичная официантка, подносящая вознице большую кружку. Ничего подобного, увы, стариков нищих не ожидает. Приближаясь к Уоттону, мы миновали большой дом, полускрытый деревьями и обнесенный высокой каменной стеной. Как выяснилось, это убежище прославленного натуралиста мистера Дикси. Прямо у ворот виднелся крепкий охотничий домик, рядом с которым на смородиновых кустах сушились белые парусиновые брюки и чулки, но других признаков жизни видно не было. Сами ворота были заперты на висячий замок, и у меня возникло впечатление, что мистер Дикси, при всей своей страсти к бабочкам, посетителей не жалует.
В общем, было в этой части Норфолка что-то угрюмое: высокие деревья, затеняющие дорогу, внушающий содрогание старинный полуразрушенный дом, в котором могло бы происходить действие какого-нибудь из романов миссис Анны Радклифф, унылая равнина, расстилающаяся на мили вперед… Поднялся ветер, и растущий поблизости тростник отозвался на редкость печальным вздохом. Заметив в огибающей дом мистера Дикси стене небольшой пролом — камень раскрошился, — я не смог противостоять соблазну заглянуть внутрь, но ничего, кроме своры собак в псарне да женской фигуры, мелькавшей на лужайке перед домом, не увидел…
И вот наконец Уоттон, огромная старая рыночная площадь, где конюхи присматривают за своими привязанными к изгороди животинами, и «Джордж-Инн» с ее свежими простынями, пухленькой, как нигде, горничной и величественной старой хозяйкой, которой стоит только сказать: «Мадам, моя котлета будет еще вкуснее, если на тарелке не останется отпечатков пальцев посудомойки…»
Глава 11
ИЗАБЕЛЬ
Вспоминая о годах, предшествовавших моему приезду сюда, я всегда думаю о папе. Право, порой мне кажется, что из всего, что я видела и из всех, с кем была знакома, только папа — это нечто реальное, остальные — всего лишь призраки, стучащие в двери, которые им никогда не откроют.
У папы прекрасные белые руки с розовыми костяшками пальцев и длинными ногтями. Глаза мягкие и большие. Голос медленный и проникновенный. Он наклоняется ко мне, чтобы поцеловать, и прижимается щекой ко лбу.
Я вижу, как он треплет себе волосы и смеется, когда дети опрокидывают его чашку с чаем.
Я вижу, как он размахивает руками при ходьбе. Или поправляет постоянно сползающие с носа очки.
Когда папа писал рассказы, он всегда сопровождал их рисунками на полях рукописи: джентльмены на лошадях, дамы за беседой. Однажды, когда мы сидели за чаем, кто-то постучал в окно — оказалось, это папин знакомый мистер Хэнни. «Вот кто мне нужен!» — воскликнул папа и схватил перо. Так что портрет на обложке папиного «Кромвеля» — это не Кромвель, а мистер Хэнни, стоящий на крыльце нашего дома.
Когда мне исполнился двадцать один год, папа пригласил меня поужинать в Ричмонде. Тьфу, как невкусно, сказал папа, но все равно нам было хорошо вдвоем. Когда стол убрали, мы с папой сели в маленький экипаж и поехали домой вдоль реки, через облака и туман, потом пересекли мост. На улицах в Кенсингтоне толпился народ, и мне было так хорошо.
И все это я помню так, словно вчера случилось, во всех подробностях, будто тех лет, что прошли, вовсе не было. И еще я понимаю, что если бы знать заранее, я бы мечтала, чтобы их и впрямь не было.
«Когда я состарюсь, — говаривал папа, — ты будешь замужем за каким-нибудь важным господином. Вы заживете в роскошном доме с лакеями в напудренных париках, гости будут приезжать в экипажах, и может быть, мне позволят присесть и выпить бокал кларета и посмотреть, как растут мои внуки».
Но теперь папы нет, как и важного господина, дома, гостей в экипажах и лакеев в париках, и кларет весь выпит.
Нынче утром приходит мистер Конолли. Его приводит ко мне дворецкий, остающийся ждать снаружи, пока все не кончится.
Уверена, что с мистером Конолли мы уже встречались. Но из памяти у меня выветрилось так много, что, как ни вороши те старые картинки, его лица не найти. Папа, мистер Хэнни, мистер Смит, папин издатель, приезжавший к нему в кебе, но мистера Конолли не видно. Это седовласый, вежливый, пожилой, тонконогий господин — из тех людей, что мне не нравятся. Он поглаживает мою руку и при разговоре испытующе смотрит мне в глаза.
