Тайны Истон-Холла - [62]

Затем, со шляпой в руке и самыми мрачными предчувствиями в сердце, он вышел на главную улицу, твердо намереваясь выполнить данное ему задание. И вновь, как и в банке в Лотбери, встретили его в этих цитаделях законности самым радушным образом. Без малейшей задержки проводили в кабинет, вежливо выслушали и заверили: письма напишут немедленно. Он остановился в гостинице «Бейтс»? Они будут иметь удовольствие нанести ему визит. Во второй конторе Дьюэру чрезвычайно учтиво напомнили о необходимости поручительства. Будучи уверен, что стук его сердца слышен любому прохожему на улице, Дьюэр тем не менее, стиснув зубы, назвал имя Герни — кажется, именно так зовут местных представителей его лондонского банка. После чего его с поклонами проводили до лестницы, как какого-нибудь Креза. В общем, размышлял Дьюэр, возвращаясь к себе в гостиницу и вдыхая воздух, который сильно пах тухлой рыбой, все могло обернуться гораздо хуже. Опять-таки львы его не сожрали и даже не покушались. Пока на его пути встречаются исключительно агнцы.

Пребывая именно в таком настроении, он позавтракал в гостинице и собирался еще раз пройтись по берегу, но тут как раз столкнулся с такой угрозой, которая разом пробудила все его прежние страхи. Задержавшись у регистрационной стойки, чтобы решить с клерком всякие мелкие дела — подбросить или не подбросить еще немного угля в камин, подать на ужин рыбное блюдо, — Дьюэр заметил вдруг, как пристально его разглядывает некий господин, только что появившийся в вестибюле. Он круто повернулся, намереваясь немедленно возвратиться к себе в номер, но господин, чьи черты показались Дьюэру знакомыми, был уже рядом.

— Вот это встреча так встреча! А я сразу, как вошел, сказал себе: неужто это он? И точно.

— А, ну да, конечно. Как дела?

Вглядываясь в лицо собеседника, Дьюэр признал в нем коммивояжера, с которым имел дела в свою айлингтонскую пору. Более того, этому типу отлично известны все его, Дьюэра, коммерческие неудачи. Тщетно пытаясь взять себя в руки — он чувствовал, как весь покраснел, — Дьюэр заметил, что коммивояжер разглядывает его с необычным интересом.

— Что вас привело сюда? Дела, наверное? Выглядите превосходно — фортуна, видно, лицом повернулась. Между прочим, — продолжал он, — мне послышалось или действительно этот малый за стойкой назвал вас Ропером или как-то так?

Никакого подвоха за этим вопросом не скрывалось, но для Дьюэра во взвинченном состоянии хватило и этого, чтобы паника снова захлестнула его. Пробормотав какое-то извинение — впоследствии он так и не смог припомнить, какой предлог выдумал, — Дьюэр бросился на улицу и, убедившись, что его никто не преследует, направился к берегу. Здесь, на свежем морском воздухе и в отсутствие посторонних, голова немного прояснилась. Что ж, не повезло, говорил он себе, но ничего катастрофического не произошло, впадать в отчаяние оснований нет. Понятно, что в этой гостинице, где его вымышленное имя может теперь привлечь всеобщее внимание, оставаться нельзя, однако же в городе есть и другие места, в которых имя мистера Ропера никаких подозрений не вызовет. Порассуждав таким образом в течение примерно часа, Дьюэр вернулся к себе в гостиницу. Убедившись в отсутствии поблизости коммивояжера, он направился к стойке и заявил, что только что полученное сообщение вынуждает его немедленно покинуть город. Формальности отняли не более пяти минут, и Дьюэр с чемоданом в руках вновь очутился на улице. Страх научил его быть осмотрительнее. Вместо того чтобы просто перейти на другую сторону и справиться о номерах в ближайшей гостинице — а поблизости имелись еще две-три, — он направился в отдаленную часть города, за церковь Святого Николая, и снял комнату в рыбацком доме. Первым делом написал письма стряпчим и на Картер-лейн, извещая об изменении адреса, хотя причин этого не указал. Остаток дня Дьюэр провел, гуляя по берегу (чувство опасности подсказывало избегать мест, где можно столкнуться с коммивояжером), а вечером скудно поужинал шпротами, поданными новой хозяйкой.

Увы, его беды на том не кончились. Время тянулось бесконечно. Унылые дождливые дни, которые можно было терпеть в отеле, где трещит огонь в камине и есть с кем пообщаться, в домике рыбака на южной окраине города казались бесконечно тоскливыми. Дьюэр пристрастился к прогулкам по берегу, каждодневно отмеривая милю за милей и следя за полетом чаек на фоне низкого пасмурного неба. К югу от Большого Ярмута находился городишко под названием Горлстон, утыканный живописными домиками, сложенными из прибрежных камней, и с одиноким озером, где плавали цапли и торчали голые деревья. Но Дьюэру уже ничто не приносило утешения. У него вошло в привычку разговаривать с самим собой на ходу — в какой-то момент он заметил это во время прогулок, и сделанное открытие его ничуть не порадовало. Борясь с ветром, кутаясь в поднятый воротник, засовывая руки глубоко в карманы пальто, Дьюэр успокаивал себя тем, что испытаниям его скоро настанет конец, еще день-два, и он окажется дома. Помещение на Кларкенуэлл-роуд казалось отсюда, где только бесконечные пески куда ни глянь да хрипло кричат чайки, чуть ли не райским садом, а звон колоколов на Сент-Джеймсской церкви — музыкой сфер. Дьюэр был лондонским жителем, и умиротворенный вид местной публики действовал ему на нервы.