Тайны Храма Христа - [26]

На днях сбросят решетчатые каркасы куполов, заложат в подготовленные шпуры в каменных станах и пилонах взрывчатку, установят электродетонаторы и капсюли, и Храм в мгновение ока будет уничтожен!…

Мороз залютовал. Пронзительный ветер разогнал ворон от почерневшей полыньи, и они улетели к Храму на ночлег. А озябший инженер все не уходил с берега - никак не мог налюбоваться «раздетым» заиндевевшим шедевром, памятуя, что видит его отсюда, вероятно, в последний раз.

«Да неужели ж только я один, - в отчаянии думал он, - вижу и понимаю это? Один во всей Москве?! Во всей России?! Невозможно, чтобы этого не видели и не понимали наши знаменитые зодчие, градостроители, теоретики новой архитектуры?!

Неужели никому из них не пришла в голову простейшая мысль о том, что гораздо разумнее, если это необходимо, если так требует, как говорят, «дух времени», вместо того чтобы уничтожить, превратить Храм в исторический лекторий, небывалый музей войны 1812 года?* А Дворец Советов можно построить в другом месте. Например, на Воробьевых горах - на возвышении, откуда видна вся Москва. И на виду всей Москвы!…

[* В 1930 году рабочие предлагали Храм передать под музей.]

Может быть, кто-нибудь из корифеев уже решился и сделал такое простое предложение?

Может быть, отменят взрыв?!»

И тут Вадим вспомнил, что архитектор Куцаев, с которым он подружился в мастерской ВХУТЕИНа, на днях говорил ему, что среди участников конкурса по проектированию Дворца Советов немало честолюбцев. Они, уподобившись Герострату, ратуют за немедленное разрушение Храма. Уверенные в том, что их проект Дворца Советов будет принят, они с нетерпением ждут сноса Храма, чтобы на его месте в центре Москвы воздвигнуть здание, которое впишет в историю их имена…

«Так разве отменят взрыв? - размышлял он. - Нет, не отменят. Кто пойдет против главного идеолога перестройки исторического города, «рулевого» москбвских большевиков Кагановича?

Барановский, вон, воспротивился сносу храма Василия Блаженного, отстоял и оказался в ссылке».

А было это так. Ученого и реставратора Петра Дмитриевича Барановского* вызвал к себе Каганович, чтобы поручить ему обмерить и зарисовать собор Василия Блаженного**. Петр Дмитриевич, естественно, поинтересовался, для какой цели потребовалась эта работа. Ему объяснили. Архитектор не поверил своим ушам. Он напомнил, что Покровский собор стоит посреди Москвы без малого четыреста лет и давно стал одной из архитектурных доминант Красной площади. А поставлен он в честь взятия Казани - окончательного избавления Руси от татаро-монгольского ига.

[*Барановский П.Д. (1892-1984) - архитектор-реставратор, занимался реставрацией ценнейших памятников старины в Москве, Ярославле и других русских городах. Был директором музея «Коломенское».]

[** Храм Покрова на рву был построен в 1555-1561 годах в связи со взятием войсками Ивана Грозного Казани (1552) в честь праздника Покрова Богородицы. А когда в 1588 году к храму была пристроена десятая церковь святого Василия, названная по имени блаженного (юродивого) Василия, могила которого была неподалеку, церковь получила второе, неофициальное название - собор Василия Блаженного.]

Ученому дали понять, что приглашен он вовсе не для того, чтобы читать вздорные лекции.

Барановский возмутился, ушел не попрощавшись и в тот же день послал телеграмму на самый «верх». Вскоре непокорного архитектора не без «помощи» Кагановича отправили в ссылку на несколько лет.

Наши ведущие зодчие не пойдут на такое самопожертвование…

Самого Кагановича Вадим однажды видел. Это было летом 30-го года. По центру Москвы медленно катила, сверкая лаком, открытая заграничная машина «линкольн». В ней сидел рано полысевший человек с усиками лет тридцати семи - Бычок*** - и властно, по-хозяйски указывал тросточкой то на одно, то на другое старинное здание, храм или особняк. Рядом на кожаном сиденье устроилась авантажная секретарша с модной челочкой. Она делала пометки в реестровой книге старинных зданий, «засорявших столицу». Послушно поставленный ею крестик означал смертный приговор - взрыв или разборку здания…

[*** Прозвище Кагановича.]

По указанию Кагановича в Москве порушили много церквей, которые вовсе не мешали реконструкции города. Москвичи пытались было отстоять Иверские ворота с часовней и церковью на углу Никольской улицы. Не смогли. Каганович безапелляционно заявил, подводя итог спору: «А моя эстетика требует, чтобы колонны демонстрантов шести районов Москвы одновременно вливались на Красную площадь».

Вадим слышал, что разрушитель с тросточкой и его подручные предлагали «ликвидировать» весь Кремль - с башнями, стенами, дворцами и храмами.

- Что нам Кремль? - говорили они. - Все там для нас классово чуждое. Все царское да поповское. Колокол и тот «Царем» назвали! Пушку - тоже! А раз так, ежели в этом Кремле все нам враждебное, то надо и поступить соответственно, как поется в нашем пролетарском революционном гимне: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья!» А затем на чистом месте «мы наш, мы новый мир построим».

В субботу, 5 декабря, Вадим пришел в Управление строительства Дворца Советов за полчаса до начала работы. Окна служебного помещения, размещавшегося на первом этаже дома- «великана»*, почти напротив Храма Христа Спасителя, покрылись за ночь от мороза толстым слоем узорного ледяного инея. Что происходило на улице, через тусклые стекла не было видно.