Тайны дворцовых переворотов - [56]

Ближе к полуночи 5 октября Алексей Бестужев, Алексей Черкасский, Карл Бреверн, Никита Трубецкой в сопровождении секретаря Андрея Яковлева уединились в кабинете для сочинения «определения» о регенте (манифест о младенце-наследнике, скорее всего, писал в собственном доме А. И. Остерман). Творение группы авторов, зачитанное утром 6 октября в предопочивальне императрицы, наверняка удивило людей проницательных, и в первую очередь вице-канцлера, которого в кресле принесли в ту пору в Летний дворец. Две статьи законопроекта выглядели довольно странно: 1. «…в таком случае, ежели… наследники, как Великий князь Иоанн, так и братья ево преставятся, не оставя после себя законнорожденных наследников, или предвидится иногда о ненадежном наследстве, тогда должен он, Регент… по общему… согласию в Российскую Империю Сукцессора изобрать и утвердить. И… имеет оный… Сукцессор в такой силе быть, якобы по Нашей Самодержавной Императорской власти от Нас самих избран был…». 2. «…ежели б такия обстоятельства… случились, что он правление Регентское необходимо снизложить пожелает, то мы на оное снизложение ему всемилостивейше соизволяем, и в таком случае ему Регенту с общаго совету и согласия… учредить такое правление, которое б в пользу нашей Империи… до вышеписанных наследника нашего уреченных лет продолжится могло»^{86}.

Что это за «ненадежное наследство»? И почему Бирон, не успев обзавестись титулом регента, задумался об отставке в пользу таинственного «такого правления»? Эти пункты попали в документ, безусловно, не ради красного словца. Они означали что-то важное. Но что именно? В октябрьские дни 1740-го никто не обратил внимания нате, похоже, ключевые фразы «духовной». Разве что умница Остерман догадался о тайных помыслах герцога…

После оглашения указов сановники отправились на аудиенцию к государыне. Тяжелобольная Анна Иоанновна внимательно выслушала оба проекта, подписала манифест об Иоанне Антоновиче, а «определение» «к себе взять и оставить изволила» для рассмотрения. Она, конечно, поняла, насколько опасную игру затевает ее милый, и отсрочила апробацию в надежде, что тот опомнится. К великому огорчению императрицы, Бирон продолжал упорствовать. 11 октября герцог подбил конфидентов на подачу Ее Величеству челобитной от знатных особ империи с соответствующей просьбой и попытался заручиться поддержкой Анны Леопольдовны. Принцесса предпочла не вмешиваться в придворную интригу, а челобитная на самодержицу требуемого эффекта не произвела. Анна Иоанновна удовлетворила чаяния сердечного друга лишь днем 16 октября, узнав, что тот собирает автографы у всего генералитета и чинов штаб-офицерского ранга под «позитивной декларацией» с тем же текстом. Следовательно, наперсник крайне заинтересован в регентстве. Тогда императрица вывела свое имя на документе, датированном 6 октября, и велела подполковнице Юшковой спрятать бумагу в конторке, где хранились царские драгоценности. Для герцога это был последний шанс образумиться. Тем не менее он им не воспользовался и утром 17 октября пожелал ознакомить нацию с завещанием императрицы, скончавшейся в десятом часу вечера 17-го числа. Ему не перечили, и днем столица присягнула на верность новому императору и государеву регенту.

Анна Иоанновна вознаградила настойчивость Бирона, не ведая о подлинных мотивах его поведения. Будь она чуточку прозорливей, августейшая рука никогда бы не прикоснулась к указу. Но то, что ускользнуло от государыни, по-видимому, сумел подметить Остерман, а именно туманные оговорки о «ненадежном наследстве» и право на досрочную отставку с передачей полномочий неизвестному властному органу. Возникал естественный вопрос: кому выгодны подобные добавления? Регент в них явно не нуждался. А вот скромная и внешне равнодушная к происходящему Елизавета Петровна фактически обретала правовое обоснование для восшествия на российский престол.

Памятуя о небезупречных поступках молодой женщины в юные годы, вице-канцлер обязан был предупредить друзей и брауншвейгское семейство о грозящей опасности. За несколько дней с любопытной версией ознакомилось немало знатных особ, в том числе и французский посол. 18 (29) октября маркиз де Шетарди уведомил Париж, что «некоторые лица, чтобы возбудить внимание или по другим причинам, припоминают склонность, сдерживаемую только ревностью царицы, и которую герцог Курляндский чувствовал к принцессе Елизавете. Отсюда выводят, что для того будет средством скорее овладеть престолом, когда он ее сделает участницею престола и женится на ней после смерти своей жены».

Связь цесаревны с Бироном бросилась в глаза многим. Адъютант Миниха Х. Г. Манштейн писал в мемуарах, что «регент имел с царевной Елизаветой частые совещания, продолжавшиеся по нескольку часов… намеревался обвенчать царевну Елизавету со своим старшим сыном… выдать свою дочь за герцога Голштейнского и утвердить… свое полновластие, возведя на престол царевну Елизавету или герцога Голштейнского». Английский посланник Э. Финч в депеше от 1 (12) ноября заметил: «За все царствование покойной государыни, когда великая княжна Елизавета Петровна была как бы в загоне, Его Светлость всегда оказывал ей посильные услуги. Теперь он, по-видимому, всячески старается привлечь ее на свою сторону, зная, что она очень популярна и любима, как вследствие личных качеств, так и по воспоминанию об ея отце».