28 апреля (8 мая) 1634 г. толпы москвичей собрались на площади у Покровского собора (храма Василия Блаженного), что напротив Кремля, в ожидании ужасного действа — казни боярина Михаила Борисовича Шеина, окольничего Артемия Васильевича Измайлова и сына последнего, Василия Артемьевича. Слухи об их измене «великому государю» Михаилу Федоровичу гуляли по столице больше месяца, будоража народ. Одни им верили, зная о позоре недавней смоленской капитуляции, об унижении, выпавшем на долю пленных русских солдат и офицеров, об утрате всей артиллерии… Другие продолжали сомневаться, вспоминая героизм Шеина при защите Смоленска в годы Смуты, его дружбу с покойным патриархом Филаретом Никитичем, затеявшим эту поспешную и неудачную для России войну. Тем не менее каждый желал услышать слово верховного судьи — самого царя…
О нем горожан известил дьяк Дмитрий Прокофьев, когда трое осужденных, наконец, вышли из Кремля через ворота Спасской башни в сопровождении боярина Андрея Васильевича Хилкова, окольничего Василия Ивановича Стрешнева и двух дьяков, а несколько минут спустя остановились возле воздвигнутого эшафота. Зычным голосом дьяк зачитал высочайший вердикт: «Государь, царь и великий князь Михаил Федорович всеа Русии велел вам сказать ваше воровство и измену. По государеву указу велено вам, Михаилу и Артемью, итти на государеву службу с Москвы под Смоленск и государевым делом промышлять, чтоб Смоленск очистить. А государевы ратные руские и немецкие люди посланы были с вами многие, и наряд болшой отпущен со многими пушечными запасы… И ты, Михаило Шеин, из Москвы еще на государеву службу не пошед, как был у государя на отпуске у руки и вычитал государю прежние свои службы с болшою гордостию… и поносил всю свою братью пред государем с болшою укоризною, и службою и отечеством никого себе сверстником не поставил…
А как вы, Михайло и Артемей, пошли на государеву службу с Москвы… не радея о государеве деле, походом своим учали мешкать… а государева и патриарша указу не слушали… пошли под Смоленск по великой неволе, испустя лутчее время… пришед под Смоленск… никоторого промыслу не учинили, а которые были промыслы под Смоленском… и вы… приступали к городу не вовремя, в дневную пору… хотя добра во всем литовскому королю… И с литовским королем и с литовскими людми не билися, и дороги все в город литовскому королю очистили и во всем королю радели… и… с полским королем договор учинили и королю крест целовали и наряд болшой весь и пушечные всякие запасы… раненных и болных людей… отдали литовскому королю…
И за то ваше воровство и измену государь царь и великий князь Михаил Федорович всеа Русии указал и бояре приговорили вас, Михаила Шеина и Артемья Измайлова, и тебя, Василья, казнить смертною казнью». По оглашении сего всех троих «того ж часу» обезглавили>{1}.
* * *
Почему историю раскола важно начать с казни Шеина? Потому, что, как это ни странно, именно она была первым шагом к нему. Принято считать, что воеводу приговорил к смерти царь Михаил Федорович, возмущенный унизительными условиями разоружения русских войск под Смоленском. Мнение несправедливое, основанное на буквальном восприятии документальных текстов той эпохи, в том числе и вышепроцитированного. Внимательный анализ тех же документов показывает, что реально в ту пору московским государством управлял другой человек — князь Иван Борисович Черкасский, двоюродный брат Михаила Романова и родной племянник отца государя, святейшего патриарха Филарета, в миру Федора Никитича Романова. Следовательно, решение об участи Шеина принимал не царь, а главный министр, что косвенно подтверждает и факт посмертной реабилитации боярина: 30 ноября (10 декабря) 1642 г. с царского позволения останки Шеина перезахоронили в Троице-Cергиевой лавре, после чего внук воеводы, С.И. Шеин, и царский родственник Б.М. Лыков внесли богатые вклады (400 рублей плюс разные вещи) на поминовение души казненного>{2}.[1] Князь же Черкасский умер за полгода до того, в апреле 1642 г. Значит, только с кончиной брата-соправителя Михаил Федорович обрел свободу на объявление собственного отношения к «измене» полководца, прежде таким правом не располагал и безропотно исполнял чужую волю.
Но зачем Черкасский казнил Шеина? Чтобы осудить патриарха Филарета! Публично развенчать авторитет покойного дяди, отца августейшей особы, Иван Борисович, естественно, не мог. А умолчать о прямой вине патриарха в потрясшей страну смоленской катастрофе не хотел. От того и воспользовался политическим намеком. Ведь Шеин, в действительности, польскому королю «не присягал», а в меру способностей спасал подчиненных от гибели и неволи. Не Шеин виноват в том, что татарский набег в июле — августе 1632 г. вынудил отложить на месяц-полтора, до середины сентября, выдвижение русской армии из Можайска к польской границе. Воеводе, простоявшему несколько недель в резерве, упомянутого месяца и не хватило, чтобы овладеть Смоленском. Беззащитными же перед нападением крымчан южные «украинные» города оставил не кто иной, как патриарх Филарет. Не от Шеина зависела оборона юга и в 1633 г., когда орда царевича Мубарек-Гирея за три недели — с 17 (27) июля по 5(15) августа — пронеслась по маршруту Ливны — Тула — Серпухов — Пронск — Дедилов, спалив огромное число усадеб, крестьянских дворов, хлебных амбаров и пленив до пяти с половиной тысяч человек. Опять же патриарх Филарет рискнул воевать на одном фронте, практически оголив другой. И как быть воеводе Шеину, солдаты которого, прослышав о «подвигах» татар, с конца 1632 г. стали разбегаться из-под Смоленска, устремляясь либо на родные пепелища, либо к врагу, либо в леса? Массовый характер дезертирство приобрело с августа 1633 г., накануне подхода к осажденной крепости основных польских сил. Владислав IV «с посполитым рушением» явился под стены города 25 августа (4 сентября), в течение боев с 11 (21) по 19 (29) сентября деблокировал Смоленск, и затем, 9 (19) октября 1633 г., полностью окружил изрядно поредевшие, деморализованные полки Шеина. Отойти к Вязьме воевода не отважился, боясь растерять по дороге огромный парк тяжелой артиллерии, состоявший из более ста именных пищалей. Казенное добро стоило дорого, и патриарх Филарет строго спросил бы с Михаила Борисовича за растрату государева имущества. Так Шеин очутился в кольце, в коем четыре месяца ожидал помощи. А не дождавшись, 16 (26) февраля 1634 г. пожертвовал оружием и честью ради спасения оголодавших, упавших духом солдат. 19 февраля (1 марта) поляки пропустили восемь тысяч русских на восток, без пищалей, мушкетов и пороха, с валявшимися в ногах польского короля знаменами
