Тайное оружие Берии. «Собачий спецназ» НКВД - [8]

   А какие там туманы, густые–прегустые, как молоко, в двух шагах ничегошеньки не видать, и как поют на рассвете петухи, один голосистее другого, встречая красное солнышко, – слушать не переслушать. Хоть товарищ Никиты тоже городской житель, но каждое лето на каникулах проводил в деревне у стариков, куда съезжались и его двоюродные братья. А для деда с бабкой каждое лето хоть и хлопот прибавляло – «Вона скоко внуков из города понаехало!» – охали деревенские кумушки – «Цельная орава», – было, несомненно, особым праздником. Это были сладкие хлопоты. Да и не хлопоты это. Отнюдь. Радость великая – это уж точно. А если просторный добротный дом наполнялся задорным детским смехом внучат, это ещё и счастье добрым людям полной чашей. Не каждому такое дано.

— Замечательные старики у меня, Никита, замечательные! – с улыбкой и потаённой грустью вспоминал лучший кореш. – Такие – единственные на свете! А вот сейчас разом все выросли, разъехались кто куда, и нет у них больше такого праздника, чтоб все и сразу и на все лето…

   И ещё знал Никита из рассказов этих, что все стены в доме увешаны фотографиями домочадцев в рамочках под стеклом, мастерски сработанных [2] дедом. И глядят оттуда на деда с бабкой повзрослевшие внуки в военной форме. Все командиры и политработники. А у некоторых на груди и ордена поблёскивают.

   У рыжеволосого друга Никиты («От мамы в наследство такую огненную шевелюру получил», – не без гордости говорил он) отец и мать – военные хирурги. Оба на Дальнем Востоке служат. Там и старший их сын службу сейчас проходит. Несмотря на молодость, отличился старший брат закадычного дружбана. Танкист. Герой. Орденоносец. Воевал на Халхин–Голе под командованием самого Жукова, тогда ещё комкора. А это вам не фунт изюму.

   А вот у друга Никиты, как и у него самого, нет ещё никаких наград. А, впрочем, как оба считают, все ещё впереди. Конечно же, впереди… А друг Никиты отмечен командованием округа за отличную службу именными часами. Это не медаль и не орден, но все равно многое значит в карьере молодого командира–пограничника.

   …Получая письма от родных из дальнего далека, он делился с Никитой тревожными новостями.

— Там знаешь как, на границе? – заговорщицки сообщал Никите молодой политрук заставы – Японцы. Самураи. Провокация за провокацией. Неспокойно.

   Да и так было понятно – тревожно… То КВЖД, то Халхин–Гол, то озеро Хасан. Не сладко и беспокойно там, на дальневосточной границе. Того и жди – отчебучат какую‑нибудь пакость самураи, это для них раз плюнуть.

   Затаились пока… Выжидают, сволочи.

   И ещё знал Никита: кое‑кто из многочисленных двоюродных братьев молодого командира–пограничника сейчас несёт службу на Дальнем Востоке. А там служба особого рода – форпост их любимой большой страны.

   Да и к слову сказать, все двоюродные братья его рыжеволосого дружбана – все до одного! – военные, красные командиры. Кто лётчик, кто танкист, кто сапёр, а кто и простой пехотинец. Так что деду с бабкой в деревне под Вязьмой есть чем гордиться.

   …А что касается тревожных новостей, то им к такому обороту не привыкать. Сами живут как на вулкане: что ни день, то нарушение границы, а то и несколько нарушений за день. Особенно воздушной. Совсем обнаглели немцы! Дать бы им по зубам как следует, враз бы всю охоту отбило. Но нет, нельзя им по мусалам врезать.

   Приказ наистрожайший с самого верху: проявить железную выдержку, не поддаваться ни на какие провокации. Ни на какие!

   Тошно было смотреть на обнаглевшие рожи экипажей самолётов Люфтваффе, когда они, безнаказанно перелетев границу, садились в чистом поле. Развязно и нагло заявляли при задержании пограничному наряду каждый раз одно и то же – потеряли ориентиры. Вынужденная посадка.

   Только слишком часто за последнее время было этих «вынужденных посадок» при «потере ориентиров».

   Ясное дело: немцы готовились к нападению, искали и проверяли места посадок своих транспортных самолётов и, уже не скрываясь, вели воздушную разведку на нашей территории, заодно проверяя бдительность и оперативность пограничников.

   Тревожное время наступило. Как оно там завтра сложится? Как? Никто не знал… Но точно знали одно: война будет. И не за горами.

   Все шло к этому. Вот и перебежчики с того берега Буга докладывали неутешительное: немцы скоро нападут. Изготовились.

   Но снова, как ушат ледяной воды, рык грозного приказа с самого верху: огня не открывать ни при каких обстоятельствах! Возможны провокации.

   И стиснув зубы, терпели, терпели, терпели…

   И каждый раз, как камнепад в горах, неумолимая команда «Застава–аа, в ружьё!» взрывала и без того хрупкую тишину. И нервы у каждого – как натянутая тетива: вот оно… Неужели началось?!

   Нет, пока ещё не началось, слава богу. Пока ещё только очередная тщательно спланированная провокация с того берега Буга. Пока ещё они, гады, в игрища свои паскудные играют не наиграются. Забавляются.

   Но верили и знали: случись что – за ними огромная родная страна и несокрушимая Красная Армия. А они‑то уж точно в обиду никого не дадут. Никогда. Они‑то уж точно врежут обнаглевшим гадам по пятое число. Врежут так, что мало не покажется.