Тайное оружие Берии. «Собачий спецназ» НКВД - [5]

   А любовь четвероногих к своему покровителю многое значит. Это уже залог успеха в связке собака–человек. Это высшая гарантия того, что собака никогда не подведёт, не струсит и не предаст. Пусть хоть на вас идут тысячи вооружённых до зубов бандитов. Да она, собака, жизнь свою отдаст за любимого человека, не задумываясь и на долю секунды. А это… Это дорогого стоит.

   Опытные инструкторы, наблюдая за успехами юного Никиты, только цокали языками: «Надо же! Совсем пацан, а как может – высший класс… Это же прирождённый талант».

   Талант талантом, прирождённое уменье тоже со счётов не сбросишь, а вот пота за годы упорного труда было пролито немало, а уж волдырей да мозолей от грубого брезентового поводка на мальчишеских ладонях не сосчитать. Без этого не стать настоящим проводником служебной собаки. Никогда.

   Но когда как лучший из лучших курсантов Никита Большаков получил при выпуске в подарок настоящего породистого щенка, – радости его не было границ.

   И мама с дедом не могли нарадоваться за него. Не только они, а весь класс пришёл поздравить Большакова–младшего – молодец, Никита!

   Ух, ты–ы… – слышались восторженные возгласы одноклассников. Кто‑то из них впервые перешагнул порог такого солидного учреждения. Ещё бы – все здесь по–настоящему, по–военному. Здорово! Одним словом, ОСОАВИАХИМ.

   А фотография Никиты украшала стену на самом видном месте в фойе – «Наши лучшие выпускники». Как он здесь походил на своего отца: те же упрямые губы, волевой подбородок и, главное, глаза, глаза. Про такую схожесть говорят – как две капли воды. Предательская влага наполнила мамины глаза. Еле–еле удерживалась, чтобы не разреветься. Нельзя, нельзя в такой торжественный день. Нельзя мальчику портить праздник. Хотя причина для слез была одна – боялась потерять своего родного ненаглядного мальчика, который спал и видел себя, как и отец, пограничником. Даром что в изголовье кровати его портрет отца с орденом на груди в окружении портретов улыбающегося Сталина на трибуне Мавзолея и Никиты Карацупы со знаменитым Ингусом.

   Хотя мама в душе надеялась, что его успехи в школе, особенно по математике и физике, возьмут все же своё. Честно – не хотела она, чтобы и Никита связал свою жизнь с суровой профессией, как и его отец. Надеялась… Но сыну не перечила. Пусть сам решает. Он уже совсем взрослый. А что собак безоглядно любит, так это не самое плохое мужское достоинство. Добрый мальчик будет и добрым мужчиной. Хоть в жизни доброму человеку всегда почему‑то именно труднее всех, но пусть будет так. А не по–другому.

   …Итак, под аплодистменты на выпускном вечере в ОСОАВИАХИМе в их размеренную жизнь вошёл ещё один член семьи, утвердив себя всеобщим любимцем жизнерадостным звонким лаем.

   Хлопот и забот в их маленькой, но дружной семье, «паровозной команде», как пошучивал дед, теперь изрядно прибавилось. Щенок, он и есть щенок. За ним глаз да глаз нужен. Хорошо, что дед целыми днями дома, превратившись в заботливую няньку. А что не сделаешь ради любимого внука? Ну а Никита сразу после школы домой, на смену деду. Полгода пролетело махом. И стала их Леда–Ледушка настоящей красавицей, мощной, статной, ладной овчаркой. Куда только подевалась былая неуклюжесть лопоухого щенка? Месяц, другой – и гадкий утёнок превратился в принца – лебедя. Так и их умница Леда вошла в жизнь королевой бала.

   …Будто вчера все это было. А вот теперь они вместе в Москву едут. В Москву!..

   Жаль, что дед не дожил до этого светлого дня, а то порадовался бы за своего любимого единственного внука. Вот была бы радость!

— Полагаю так, – разглагольствовал довольный за внука дед. Это после того, как Никита по призыву уехал с лужить на западную границу. – Лазарь Моисеевич [1] не в обиде будет на старого машиниста. Коль не стал наш Никита машинистом паровоза или на худой конец командиром бронепоезда (значение машиниста дед все же превозносил выше роли командира) – будет настоящим пограничником. И добавлял, усмехаясь в седые усы:

— Я лично не в претензии. Граница, надо понимать, тоже толковых людей требует на свою охрану.

   На все сто процентов оказался прав Большаков–старший, на все сто…

* * *

   Большим балагуром и весельчаком был дед Никиты. Казалось, никакие беды не могли сломить его. Даже гибель любимого сына лишь добавила седины в голову, и все. Но так лишь только казалось.

   После отъезда Никиты с Ледой, он, как потерянный, бродил по опустевшей квартире и вздыхал горестно: «Эх–ма–а, жизня… Нда–аа…»

И часто подолгу курил на балконе, прикуривая новую папиросу от докуренной до основания мундштука «беломорины». Мать ворчала на деда: «Пожалей себя. Хватит дымить. Слышишь, старый?»

И пугала свёкра нешуточно: будешь столько курить – положу тебя к себе в госпиталь на обследование. Узнаешь тогда. Там тебя враз образумят. Почему ещё не ужинал?

— Да как‑то не хочется одному. Кусок в горло не лезет. Тебя ждал, – отнекивался дед. – Вместе оно веселее…

Мама у Никиты хоть и рядовая сестра милосердия, но на хорошем счёту. Её ценят. Руки у неё золотые и душа тоже. Потому она и лучшая из среднего персонала в Центральном госпитале Красной Армии. И дома у неё авторитет непререкаемый. А для деда, ни разу в жизни ничем не болевшего, больничная койка – мука горькая. Он себя и представить не мог в больничной пижаме. Да и расставание с привычным бытом для него вообще немыслимое испытание. Поэтому угрозы невестки действовали. Но, что ни говори, а сдал дед, сильно сдал за последний год. Но ещё хорохорился по привычке: