Тайное имя — ЙХВХ - [58]

— Ривкэлэ, сестричка… поди сюда, Анитра, я же твой братик… Дай руку, смотри, я с ума схожу…

— Хорошо. Но не здесь же.

— Конечно, не здесь, моя радость.

Маммас дорогу знала и бежала легко и уверенно и остановилась сама.

— Что это? — входя и зажимая нос. — Ты здесь живешь?

— Ой, Ривочка, дай ротик, девочка!

— Алекс! Бедный мой… — вдруг ее осенило: — Тебя ищет полиция? Мы думали, ты в гостинице, в «Гранд-отеле». Ты попал в историю с гашишем? Ты прячешься от своих сообщников?

Мечты опасны не тем, что сбываются, а тем, что сбываются нежданно-негаданно, скоропостижно. Одно хорошо, что к неожиданному повороту событий привыкаешь еще быстрее, чем к запаху.

— Миленький… как же тебя угораздило?

Он начал рассказывать все по порядку, чего стесняться в Кровати Родной. Как четыре дня плыли…

(— Мы семь, — перебила она. — Слышал про «Лузитанию»? Арон обрадовался: «Сейчас Америка вступит в войну». А те не мычат не телятся. Одного корабля им мало, им надо, чтоб целый флот потопили.)

— …и четыре дня с кровати не слезали. И договорились назавтра продолжить в гостинице. А как расплачиваюсь с извозчиком, смотрю: деньги-то пфуч! Часы заложил Шмулика. Ломбард прямо в синагоге, у Бога под крылышком. Смешно сказать, сколько мне за них дал этот мерзавец. Да еще предупредил в отеле, что я ворованные часы ему снес.

Она не понимает:

— Арон же сразу телеграфировал… Даже не Арон из — Дамаска связались с посольством в Мадриде. Те должны были послать сюда «молнию», что берут мосье Александра Аронсона на полный кошт.

— It is interesting. Мы к ним сейчас прямиком. Я им покажу, как даму, которая меня спрашивает, шлюхой называть.

— Так она… она к тебе еще приходила?

— Как пить дать. Эйн камони (нет таких, как я), чтоб ты знала, — он засмеялся.

— Ну, это было с ее стороны бесстыдство. И рыбку съесть… — Ривка тоже засмеялась, и стало видно, как они с братом похожи.

— Что ты хочешь сказать?

— Такие на всех кораблях есть. Они с помощником капитана делятся. Ты наивный, Алекс. Она тебя хорошо пощипала.

Он молчал. Вздохнул:

— Женщина себя всегда прокормит. А я еще должен каждое утро благословлять Ашема, что не создал меня женщиной[100]. Мораль: первоначальный замысел всегда верен.

— Что ты хочешь сказать?

— Надо было наладить ту, с детишками. Она бы мучилась от нечистой совести. А у этой ни стыда ни совести. Ты права Ривочка… у-у, моя девочка, дай губоньки.

Название «Гранд-отель Савой» обязывает. Складки выутюжены до состояния лезвия, цирковые униформисты изображают прислугу, постояльцы — такие же статисты. Но вот к этому заведению, обмахивающему батистовым платком сверкающий штиблет, подъезжает коляска, и в ней совсем юная особа, по-дорожному одетая. Очевидно, что путешествовать в одиночестве ее понуждают чрезвычайные обстоятельства. Гора чемоданов.

А далее происходит стремительное превращение кучера в джентльмена. На нем бриджи, именуемые никербокерами, спортивного кроя пиджак и кепи. Униформист в замешательстве. Пируэт вращающейся двери — и в следующее мгновение вошедший решительной походкой направляется к администратору. Но тот уже и сам с выражением величайшей радости, какая только допустима приличиями, спешит ему навстречу.

— Произошло ужасное недоразумение по вине постороннего лица, к нам никакого отношения не имеющего.

Оправдания, извинения, сожаления мало-помалу усмиряют разбушевавшуюся стихию, грозящую отелю «Савой» неслыханными бедствиями.

— Мы повсюду вас искали, мосье. Денно и нощно, денно и нощно. Как только получили телеграфное сообщение из Мадрида. Мы не посмели привлечь к этому полицию ввиду деликатности ситуации, но мы делали все, чтобы вас найти, мосье Аронсон.

Прибежал сам господин управляющий. Он будет счастлив возместить мосье Аронсону репутационный и физический ущерб в надежде, что этот прискорбнейший случай навсегда сотрется из его памяти.

— И возместите! Вы заплатите мне стоимость моего проживания здесь за три недели. Ясно? А этому, что восседал, как Господь Бог, на подушках, еще предстоит хлебнуть. Не каждый удостоивается чести попасть в список личных врагов Джемаль-паши. Так и быть, приготовьте нам с мадам Аронсон лучшие аппартаменты, а там посмотрим.

— Разумеется, мосье. Покорнейше вас благодарю, мосье. У нас камень с души.

— И еще, — вдруг вспомнил Александр. — Как вы посмели даму, которая меня спрашивала, обозвать непотребным словом? Даже если б это и было правдой.

— Но, мосье, никакая дама не справлялась о вас.

Помещение, куда вселились «мосье и мадам Александр Аронсон», представляло собой анфиладу комнат вдоль протянувшегося на пол-этажа балкона. Во времена экипажей и элегантных наездников и наездниц, коим отводилась «велосипедная дорожка» — сирень обсаженная деревьями аллея, — окна, смотревшие на бульвар, приравнивались к первому ряду кресел в городской опере. Бульвар еще не превратился в провонявшую бензином и раздираемую гудками проезжую часть, когда праздничности и нарядности — фаза, через которую Мелилье с опозданием предстояло пройти, — будут предпочитать тихую улочку.

«Мосье и мадам Александр Аронсон» оприходовали Версаль, где их разместили: молочную в золотых кудерьках мебель, набивные лилии на штофе, произведения искусства — бронзу и сцены из блестящей жизни собачек, дам и кавалеров в золоте рам. Отдельный интерес вызвала картина против изголовья кровати: конь, который выше плеч становится обнаженным по пояс диким человеком, и кокетливо уклоняющаяся от его объятий красавица в неглиже.