Тайное имя — ЙХВХ - [56]

— Аллан, Савой! — извозчик-кабил, его отвозивший, смотрел на него с неподдельным интересом.

— Аллан, — сказал Александр. Пасть ниже, чем он пал, было некуда, терять было нечего. — У меня украли все деньги.

По-испански мы ни бум-бум, а по-арабски, ну так… размовляем, «благо он нам как украинский».

— Мяза тафааль? (Что ты делаешь?) — берберы, те ведь тоже «по-украински» знают.

Если в Стамбуле подряд на переноску тяжестей держат курды, то в Мелилье извозом занимались берберы, точнее, кабилы. Это было еще до войны — Рифской, по названию горной местности, — в которой за шесть лет испанцы положили уйму народа, терпя от горцев-кабилов одно поражение за другим, и еще не известно, чем бы это кончилось, если б не Франко с его новосозданным Испанским легионом да помощь доброго соседа в лице генерала Петена, щедрого на горчичный газ.

(О Франко — и вообще на эту тему, — чтоб больше к ней не возвращаться. «Оба хуже» — такого не бывает. Всегда что-то хуже чего-то и соответственно наоборот: что-то чего-то лучше. Лучше птичий грипп, чем бубонная чума. Позабудем романы Хэмингуэя, «красоту любви», песни и марши тельмановского батальона, от которых так прекрасно и тревожно на сердце, и даже Орвелла позабудем, героя Гражданской войны, признавшегося однажды, что она ведется «ради всеобщей порядочности», то есть Испания в ней дело десятое (Орвелл, «Памяти Каталонии»[99]). Честно, не красуясь перед собою, взвесьте всё. Никого другого, кроме как самого себя, вы не обвесите. Голосование тайное, выбор ваш известен будет только вам одному… dixi.)

— Беда, — сказал Абд, так звали извозчика. — Как тебя зовут?

— Искандер.

— Что ты будешь делать, Искандер?

— Найду вора и отомщу ему.

— Это правильно. Мой отец, да будет благословенна память его, всегда говорил: «Месть — сестра справедливости». Ты настоящий кабил, Искандер. А ты знаешь, кто украл?

— Конечно. Запомни: я знаю все, только виду не подаю.

После этих слов Абд, что означает «раб», втянул голову в плечи, отвел глаза.

— На, возьми, — сказал он, какое-то время, по-видимому, борясь с собою. — Эти пять лир выпорхнули, когда ты расплачивался.

— Знаю. Оставь себе. Мой отец, да продлятся дни его, всегда говорит: щедрость — привилегия царей. Искандер царское имя.

— Послухай, Искандер, ступай до мени жити. Безоплатно. Пид лошадкой спати, — сказал и сам испугался своей дерзости. Но Александр дал себя упросить.

— Ладно, так и быть.

Абд всеподданнейше поделился с ним подстилкой. А так же своим гардеробом — справедливо рассудив, что шаровары с пузырем в промежности и чалма на голове, в урочный час становившаяся своему владельцу саваном, будут куда уместней европейской одежды. Только идя на почту, Александр теперь надевал никербокеры, пиджак с хлястиком и кепи, становясь велосипедистом-экстремалом. Пошла вторая неделя, как он великодушно позволяет проявлять в отношении себя гостеприимство, а в окошке «Poste restante», по-прежнему лишь сочувственно качают головой: «No, señor». У нее, той, что в окошке, лицо мечтающей выпасть из него в первые же раскрывшиеся объятья. А почему бы не раскрыть ей свои?

Глухим голосом:

— Значит, нет! — в отчаянии сдавил ладонями виски в кудерьках. — Значит… она умерла.

Как в кинематографе. Она смотрела на него, приложив кулачок к щеке, и беспомощно вздыхала. Если б титры по-испански! Так что ушел во всех смыслах несолоно хлебавши: ни денег, ни добычи.

— Ты хоть раз пробовал с женщиной?

Абд улыбается.

— С Маммас — сестренкой. Но ее выдали замуж.

— Это в честь нее ты назвал лошадь?

— Угу.

Лошадь тоже звалась Маммас, всегда сытая, всегда ухоженная, убранная как под венец. Абд поцеловал ей морду.

Для бедного кабила женщина — роскошь непозволительная. Но не возвращаться же в деревню, чтобы отрабатывать приобретенную в долг жену, как он отрабатывает приобретенную в долг лошадку. Он уже испорчен городом. Встречать пароход да покатать по бульвару парочку, услаждая себя зрелищем лоснящегося крупа бегущей Маммас, это не то же, что глядеть с утра до вечера в хвост буйволице через рогатину сохи.

Пару раз Александр наведывался в портовый тупичок — то одетый сумасшедшим велосипедистом, то в костюме местного уроженца. Так ловит аромат сдобы маленький савояр у дверей французской булочной — на полотнах Вильгельма Лейбла и Василия Перова. Но маленький савояр может вбежать в кондитерскую и набить себе рот сластями с прилавка — «отведать и умереть». А эти шалавы с розой — в разрезе у бедра — свою кузницу держат на запоре. Знают, чего ждать от изголодавшегося нищего, и требуют деньги вперед.

Как-то так само собой получилось, что Александр взял бразды правления кобылкой Маммас в свои руки. Не сказать, чтоб в полном объеме, но ежели под браздами подразумевать удила, то их-то он и перенял у недужного Абда. Ночью Абд метался и бредил на незнакомом Александру языке и не давал ему спать. Под утро Александр решил, что с него хватит и для них обоих лучше, если он отвезет Абда в больницу, а там разберутся.

Чему Александра учить не надо, это обращению с лошадью. В грядущем мире наше первое слово будет не «мама», а «дабл ю, дабл ю, дабл ю». И так же росший на природе ребенок учился запрягать и распрягать прежде, чем спрягать. Велика премудрость: провести в оглоблю, заложить дугу, по весу которой понимаешь, как нежно любил Абд свою Маммас. Пушинка! А шлея с исподу прямо бархотка, такою в жизни не намозолишь.