Тайное имя — ЙХВХ - [15]

И я, Авраам, после того как уединялся в течение целого года, предавался созерцанию великого крокодила, наполняющего собою реку Египетскую, и размышлял, когда наступит чудесный конец, и я услышал голос моего друга: и родится сын у Мордехая Цви в 5386 г., и назовут его Саббатай Цви, и он победит великого крокодила и лишит силы змею лютую. Он и есть истинный Мессия.

Так всегда бывает: один копает, копает — а выкопал другой. Хотя трудно представить себе, что Натан Газати сам «выкопал из земли часть древней рукописи, свидетельствовавшей о мессианстве Цви». Экзальтированный, изнуренный молитвой, охваченный видениями двадцатилетний каббалист — да-да, Натан был юн — с заступом в поле. «Он был бледен, худ, с суровыми чертами лица, с слезящимися глазами, лыс, кривобок и крайне невзрачен» — в таком порядке расположил ступени его внешней непрезентабельности на словесном портрете некий соотечественник Рембрандта.

А вот что пишет Грец: «Ближе к истине противоположное (т. е. противоположное утверждению, что Натан откопал рукопись самостоятельно). Саббатай же и подсунул Натану Газати фальшивый документ…» Не вижу разницы. Почему найти амфору у себя в огороде — это «противоположное»? Это и есть подсунуть — неважно, сам ли Натан копал, или было заплачено «лукавому рабу и ленивому».

Увидав на следующий день Саббатая — в царских одеждах, сходящим с верблюда по спинам слуг, — Натан возопил: «Маран ата! Господь наш пришел!» Он распростерся перед тем, кого отвергал еще вчера со всем упорством тщедушного человечка. Теперь стало ясно, что обломки Храма, о которые он ломал ногти, лишь служили оправданием его, Натанова, уродства.

На другом верблюде, тоже убранном коврами, восседала Сарра — «писаной красоты». Животное опускается на колени, и она сходит. Совершенно библейская сцена.

— Сарра…

Скособоченный юный мистик ощущает присутствие Шахины.

Кем станет он в эпоху Третьего храма? Газати чувствует, как спина его распрямляется, «а у тебя, жена моя одноглазая, Богом мне данная, вместо грязной повязки глаза голубиные под кудрями».

В штабе Саббатая Натан Газати был за Элияу-анави. Катался по земле, выкатив белые бельма. И пророчествовал, пророчествовал, пророчествовал. Людям уже мерещилась колесница, на которой Газати живым вознесется на небо.

Каждое слово воплощенного Элияу-анави (Ильи-пророка — за кого легковерные иудеи некогда приняли Иоанна Предтечу) было запротоколировано. Канцелярией Машиаха ведал некто Самуэль Примо — «Иерусалимец» (Ерушальми). Он был письмоводителем, хронистом, тайным госсекретарем. «Он один оставался трезвым и указывал безумным направление и цель… Кажется, он более сам пользовался Мессией, чем служил ему… Этот человек достиг высот в искусстве придавать ничтожным вещам официально серьезный характер и посредством цветов красноречия возводить это мессианское надувательство в степень мировою события» (Грец).

— В будущем году, — говорил Газати (а Ерушальми стенографировал и потом слал во все пределы), — Мессия покорит султана.

Предположительно не силой оружия, придя под стены Константинополя во главе несметного войска, а своим пением. И куда бы, в какую страну ни лежал путь Мессии, плененный им султан будет влачиться следом, лишь с виду «Повелитель Блистательной Порты, Сын Мухаммеда, Брат Луны и Солнца, Внук Аллаха, Неотступный Хранитель Гроба Господня, Надежда и Утешение Мусульман, Устрашитель и Великий Защитник Христиан». И проч. и проч.

«Через год и несколько месяцев, — записал Самуэль Примо-Ерушальми со слов Газати, — Царь Иудейский непременно обратит в свое подданство султана и будет возить его повсюду за собой как пленника; но не лишит его правительственной власти до тех пор, пока не покорит без пролития крови и остальные народы — только с Германиею как враждебною евреям поведет он войну оружием». Здесь надобно помнить, что XVII век для Германии это Тридцатилетняя война: из двенадцати миллионов жителей в живых осталось четыре миллиона. Что же говорить о тамошних еврейских общинах, ставших козлом искупления всех немецких грехов и всех немецких несчастий. (Грец «знал не хуже нашего» — во сто крат лучше, конечно! — чем был семнадцатый век для Германии и ее евреев, тем не менее с какой брезгливой миной он, гордый своим еврейским «германством», воспроизвел этот, в его глазах опровергнутый временем приговор своей стране, справедливо считающейся оплотом цивилизации.)

Идея триумфального возвращения в Смирну принадлежала Самуэлю Примо. «Нет пророка в своем отечестве» (эйн нави беиро). «Нет» может указывать и на физическое отсутствие: не оказалось на месте, а не то, что вообще не бывает. Неважно, кто кем отвергнут, пророк ли своими соотчичами, помнившими его писклявым и голоштанным, соотчичи ли пророком по причине досконального знания их пороков и полного отсутствия иллюзий на их счет. Или просто хочется в большой мир. Сколько можно прозябать в Иерусалиме. (Или в Назарете.) В Константинополь! В Смирну! На простор морской волны!

— Шахина оставила Иерусалим, — сказал Ерушальми.

За эти три года — сейчас 1665-й, а Саббатай прибыл сюда, по расчетам большинства его биографов, в 1662-м — восторгов поубавилось, врагов прибавилось. Остается только гадать, своей ли волей Саббатай распрощался с Иерусалимом, или, как в Салониках, ему указали на дверь.