Тайное имя — ЙХВХ - [16]

Газати ревновал Сарру — не к Мессии, а ко всем мужам иудейским, ко всем обрезанцам, заступившим место Царя в ее сердце. Это он, Натан, должен был по справедливости доставить Сарру из Ливорно в Каир — не Моисей Пинейро. Это он при виде ее, спешившейся с верблюда, испытал близость Шахины, острую до умопомрачения. Это он, Газати, предсказал, что покорив сперва султана, а следом и все царства, Мессия на крыльях песни перенесется в страну зыбучих песков. Там, на берегах Самбатиона, соединится он с дочерью Моисея, а Сарра станет рабыней.

— А я и есть раба Царя Иудейского, — сказала Сарра, которая была на голову выше невзрачного пророка. Особенно это бросалось в глаза, когда они стояли близко друг от друга, как сейчас. — Я раба Царя, гляди, — она опустилась на колени перед Саббатаем, распустила волосы и так изогнула свой стан, что щекою коснулась его стопы, превратившись в жену-мироносицу.

Тут Самуэля Примо и посетила мысль, достойная госсекретаря при дворе Машиаха: «Есть пророк в своем отечестве» (йеш нави беиро), — лозунг, которым встретит Мессию его родной город.

К тому времени старый Эскафа, проклявший своего ученика, упокоился на лоне Авраамовом, а над саббатианофобскими памфлетами, скрепленными «буллой» гамбургского раввината[41], клевала носом пара-другая склеротических старцев в раввинских коллегиях. Тогда как неистовый мистификатор Авраам Яхини или припадочный проповедник Газати обращались к толпе перед синагогой. Евреи ничем не лучше язычников. Авторитет учителя, бывший краеугольным камнем иудаизма, бессилен против уличного зазывалы.

Ерушальми использовал оптический эффект. Снабдил линзами надежды нищую ашкеназийскую периферию: искрошенные казаками польские местечки, пылающие синагоги Кельна и Нюрнберга. И уже через них, отраженно, воспламенил еврейские общины в землях благодатного полумесяца.

«От окраины к центру», от городка Броды, где плясали и пели: «Жинка Бозка, крулева Польска», прознав, что мессианская супруга из «наших», эстафета пронеслась до Константинополя — как по бикфордову шнуру.

Большой взрыв!.. Ибо вот Я творю новое небо и новую землю, и о прежних уже нет памяти, и не придут они на сердце. Ибо Я творю Иерусалим. В нем не услышится больше плача. И не будет таких, кто не достигал бы полноты дней своих, а столетний будет умирать юношею. И не будете трудиться напрасно и рождать детей на горе. И прежде чем воззовете, Я отвечу. И прежде чем скажете, Я услышу. Волк и ягненок будут пастись вместе, и лев будет есть солому, а змей жалом вонзаться в прах. И нет от них ни зла, ни вреда на Моей святой горе (Исайя, LXV, 17–25).

Вспыхнули предрасположенные к числовой магии Салоники. Это в Салониках буквы — живые существа, тараканами вдруг разбегающиеся (и пустеет электронная страница). «Он, что ли, вправду был Мессией, тот изгнанный Саббатай?» — вопрошали Салоники. Паника на бирже знакомств. За один день в Салониках было сыграно семьсот свадеб детей. Нужно как можно скорей реализовать неиспользованные души. Женихов и невест, неполовозрелых, дозреют в дороге, мамы разбили на пары и всех скопом — под хупу: плодитесь, размножайтесь, наполняйте собою землю.

Смирна! Сбегавшая с горы к морю ради ночных омовений, благоуханная, как тело Саббатая, который плоть от плоти ее. Он не был там с пятьдесят первого года. Богобратья Иосеф и Эли входили в комитет по встрече. Они так и называли друг друга: «Богобрат».

— Скажи, богобрат, сколько, по-твоему, пальмовых ветвей надо заготовить, чтобы хватило на всех, кто выстроится вдоль дороги?

— Это будут по большей части женщины, богобрат. Как учит опыт, мужчины держат на плечах детей, чтоб увидели Спасителя.

Они же организовали сбор пожертвований и сами, первые, долго опускали талер за талером в прорезь копилки, которая была установлена у центрального входа в синагогу. По подсчетам досужих наблюдателей, Иосеф и Эли Цви пожертвовали двенадцать кошельков. Копилка была огромных размеров, покрашенная в зеленый цвет — цвет Саббатая, — и поверх белела надпись: «Йеш нави беиро» («Есть пророк в своем отечестве»). С тех пор вошло в поговорку: «Уехал послом (чаушем), а вернулся Мессией».

Десятого сентября 1665 года, на Рош Ашана, он прилюдно повторил то, что семнадцатью годами раньше открыл лишь избранным, — объявил себя долгожданным Мессией.

— Евреи! Геула, о которой мы веками молились, свершилась. Попущением ЙХВХ дожили вы до исполнения пророчеств. Скоро в последний раз отречемся мы от старых обетов и клятв[42], чтобы никогда больше не поститься, не разделять пищу на чистую и нечистую — с моим пришествием нечистого нет ничего. И вы обретете храм, а не будете ютиться среди чужих народов.

Трубят шофары.

Канун 1666 года. Вот-вот познаешь райское блаженство. О-о!.. Оно уже неотвратимо… райское блаженство… извержение, жерлом которого Смирна. От Жолкева до Орана мы в экстазе. В самой Смирне что ни день, то процессия рыдающих и смеющихся евреев в раскаленных добела одеяниях, словно никто не переодевался с Йом Кипура[43], с той ночи, когда пели: «Это есть наш последний и решительный пост». Но теперь отовсюду раздавалось: «Да благословен Господь наш Саббатай Цви, вновь разрешивший есть трефное!»