Тайная жизнь влюбленных - [23]
Воздушным шариком вздувая кожу памяти, меня охватывает чувство, что Магда ушла.
В ветвях дерева над машиной висит целлофановый пакет, хватающий ртом ветер.
Мой отец удочерил польскую девочку Магду из Кракова, когда мне было семь. Мать к тому времени уже ушла от нас. Магда, высокая худышка с короткими, неровно подстриженными волосами и отрезанной по локоть левой рукой, вообще ее не знала.
Мы делили с ней мансарду маленького домика в Корнуолле. По воскресеньям вставали чуть свет и готовили завтрак папе, который занимался серфингом. Он плавал даже зимой, несмотря на туман и пронизывающий холод.
Иногда по утрам стояла такая темень и дул такой сильный ветер, что мы зажигали свечи и притворялись, что живем в пещере.
У моего отца появилась привычка плавать в шторм после того, как мама однажды решила, что хочет жить в Австралии со своим начальником и его детьми. Мне тогда было два года. Я ее почти не помню, но до сих пор влюблен в ее тень.
Поставив на стол хлеб и миску с вареными яйцами, мы с Магдой занимали наблюдательный пункт на лестнице, а когда на подъездной дорожке появлялись огни старого «Лендровера», мчались вниз и открывали дверь. Такой у нас был воскресный ритуал. Войдя в теплую кухню, отец смеялся над свечами и ерошил мне волосы соленой рукой. Затем отдавал Магде гидрокостюм, и она тащила его одной рукой в ванную, оставляя на ковре след от песка и морской воды.
Во время завтрака он рассказывал нам о море и о том, что видел на берегу. Однажды после сильного шторма на скалистый пляж вынесло американский самолет времен Второй мировой войны. После завтрака папа повез нас смотреть на него. Шел дикий ливень, и мы с Магдой влезли в мусорный мешок с дырками для лица, один на двоих. Фюзеляж самолета, лежащий на боку, привел нас в восхищение. Из стеклянного купола торчали два пулемета. Папа сказал, что, наверное, крылья отвалились от удара о воду, и если будет правильный прилив, их тоже скоро вынесет на берег. Мы с Магдой хотели залезть в самолет, но папа произнес «нет» таким тоном, что мы сразу поняли: спорить бесполезно. Магда предложила произнести молитву морю, и папа сказал, что и мечтать не мог о такой добросердечной дочери. Это был один из лучших дней в моей жизни.
Бывало, что когда папа рассказывал нам за завтраком свои истории, у него из носа капала соленая вода.
Когда Магда только приехала из Польши и могла выражать свои мысли разве что глазами, мы часто гуляли с ней по деревне и всегда садились на одну и ту же скамейку посмотреть, как старички играют в шары. Впоследствии, выучив английский, она рассказала мне, что про себя называла эту скамейку «небо». Небеса.
Долгими летними вечерами, когда дневной свет, розовея от заходящего солнца, постепенно уступал место сумеркам, я часто размышлял о том, как уживаются с нами неживые предметы. С какой чудесной синхронностью бездушные вещи не только заполняют мгновения, но и путешествуют во времени, словно одновременно с нами возносятся на вершину волны, стремящейся вперед, в неизведанное.
Позже, на той же самой скамейке, когда нам исполнилось по восемнадцать лет, я рассказал Магде о тайне неживых предметов, которые двигаются с нами сквозь время с той же скоростью. Она тихонько засмеялась и сказала, что это мы иногда отстаем, привязанные к воспоминаниям. Она сказала, что именно поэтому любит наблюдать за старичками в белом, играющими в шары, ведь они ускользнули от времени и вознеслись над прошлым.
Нам предстояла разлука.
Сидя на скамейке, с которой мы сроднились за двенадцать лет, я понял, что у нас отнимают что-то важное. Мы находились на границе взросления. Я уезжал в Америку — получил стипендию для серферов в калифорнийском колледже, а она — в престижный Варшавский университет.
Я и сейчас представляю себе Польшу по ее письмам — аисты на крышах, мятная матовость майорана, острый тминный дух Карпатских гор.
По молчанию на той скамейке я понял, что больше никогда не увижу Магду, а если и увижу, мы слишком изменимся, чтобы понимать друг друга. Не произнеся ни слова, мы согласились, что каждый должен идти своей дорогой — единственный способ двигаться дальше. Но мне очень сильно не хватало Магды, как отцу не хватало матери, а самой Магде — ее руки.
Теперь, когда я живу в Калифорнии со своей женой, я думаю, что жить без того, кого любишь, все равно что жить возле горы, с вершины которой тебе машет рукой этот человек — маленькое пятнышко вдали.
Я помню, как мы пили на той скамейке теплую колу из бутылки, две родственных души, готовых броситься в собственную жизнь. Когда мы ощутим под ногами дно? В Калифорнийском университете мы проходили древнегреческую поэму «Одиссея». Меня заинтересовало это произведение, потому что оно не только о море, а еще и о любви и понимании. Мой отец — Одиссей, да и мать тоже. Каждый из нас — Одиссей. Все моря ведут к тому или иному дому. Каждый путь по-своему верен. А Магда исчезла с лица земли.
Сейчас в Америке, где я построил свой дом, осень — время воспоминаний. Старая машина клонится набок. Она тоже заблудилась во времени. У нее нет опознавательных знаков. Она машина только по названию, а по сути — лишь вздох.
Афины издавна слыли местом, куда стекаются одиночки. Ребекка, Джордж и Генри встретились в Афинах. Их эмоциональная связь – то ли дружба, то ли роман – стала отправной точкой для истории. Истории о жарком городе и неумелых попытках обрести себя, о внутренней красоте и о пронзительных воспоминаниях, берущих начало еще в детстве. Отчасти – но только отчасти! – о любви. Потому что она была, конечно. Но все прекрасное началось потом.
Случайная встреча во Франции молодого немецкого дезертира, единственного выжившего в своем подразделении, и сбитого американского летчика свела воедино несколько судеб (и даже поколений). Наши жизни подчас переплетены самым невероятным образом. Все мы связаны между собой призрачными нитями, но не каждому выпадает шанс это прочувствовать. Как же очнуться от всеобщей иллюзии разобщенности? Кто сможет нам в этом помочь?
«Любовь рождается зимой» – сборник удивительно красивых импрессионистских историй, которые в деликатной, но откровенной манере рассказывают о переживаниях, что коснулись однажды и самого автора. Герои этой книги – фланеры больших городов. Пережив в прошлом утрату, они балансируют на грани меж меланхолией и мечтой, а их любовь – это каждый раз причуда, почти невроз. Каждому из них предстоит встреча с незнакомцем, благодаря которой они пересмотрят свою жизнь и зададут себе важной вопрос. Каким бы стал этот мир – без них?
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.