Тайная гавань - [2]

Она помнила Родерика Мэйгрина. Сосед, которого ее мать терпеть не могла и никогда не приглашала в «Тайную гавань».

Толстый, много пьющий мужчина с грубым голосом, которого считали жестоким хозяином плантации.

Он был немолод, почти такого возраста, как ее отец, и думать о браке с ним попросту смешно… если бы не было так страшно.

— Мэйгрин — славный малый, — продолжал отец, — к тому же он очень богат.

Позже Грэйния подумала, что ответ отца был неполон.

Родерик Мэйгрин богат, а отец, как обычно, без денег и вынужден рассчитывать на щедрость своих приятелей во всем, вплоть до рома, который он пьет.

Ведь именно пристрастие отца к выпивке, карточной игре, его полное пренебрежение к делам на плантациях вынудили мать уехать три года назад.

— Как ты можешь, дорогая моя, рассчитывать здесь хоть на какое-то образование? — говорила она дочери. — Мы никого не видим, кроме беспутных приятелей твоего отца, помогающих ему пропивать и проигрывать в карты каждый пенни из его средств.

— Папа всегда чувствует себя виноватым, когда огорчает тебя, мама, — отвечала Грэйния.

На мгновение глаза матери смягчились.

— Да, он чувствует себя виноватым, и мне приходится прощать его снова и снова. Но теперь я должна подумать о тебе.

Грэйния не вполне поняла ее, и мать продолжала:

— Ты очень хороша собой, моя дорогая, и должна иметь те же возможности, какие были у меня, то есть встречаться с равными себе, посещать балы и вечера. На все это тебе дает право твое происхождение.

И снова Грэйния не поняла, потому что на Гренаде не бывало никаких вечеров, разве что отец с матерью навещали своих знакомых в Сент-Джорджесе или Шарлоттауне.

Но она была так счастлива в «Тайной гавани», играя с ребятишками рабов, хотя дети ее возраста уже работали на плантациях.

Прежде чем она толком сообразила, что происходит, мать забрала ее с собой, уехав из дома однажды ранним утром, пока отец еще спал после похождений предыдущей ночи.

В красивой гавани Сент-Джорджеса, вид на которую открывался сверху из форта, стоял большой корабль, и почти сразу после того, как они с матерью поднялись на борт, корабль вышел в открытое море и поплыл прочь от острова, бывшего домом для Грэйнии с шестилетнего возраста.

Только уже в Лондоне, где мать возобновила отношения со старыми друзьями, узнала Грэйния, как та в свои восемнадцать лет очертя голову вышла замуж за красавца графа Килкери и через шесть лет уехала с ним, чтобы начать необычную новую жизнь на одном из островов Карибского моря.

— Твоя мама была так красива, — говорила Грэйнии одна из подруг матери, — и когда она покинула нас, мы почувствовали, что Лондон потерял сверкающий драгоценный камень. И теперь она вернулась, чтобы сиять, как прежде, и мы все очень рады ей.

Но теперь все уже было иначе, как скоро поняла Грэйния, потому что отец матери умер, другие родственники состарились и больше не жили в Лондоне, а у них с матерью не было достаточно денег, чтобы занять место в веселом светском обществе, центром которого был молодой принц Уэльский.

Впрочем, графиня Килкери была представлена королю и королеве и получила обещание, что и дочери ее будет оказана такая же честь, когда она станет взрослой.

— А тем временем, моя дорогая, — говорила Грэйнии мать, — ты должна упорно работать, чтобы наверстать упущенное в твоем образовании.

И Грэйния в самом деле работала упорно, потому что хотела порадовать мать и очень хотела учиться.

Она ежедневно посещала школу, и к тому же в небольшой домик, нанятый матерью в Мейфери, приходили платные учителя.

Времени не оставалось почти ни на что, кроме уроков, но мать бывала на завтраках у старых друзей, которые порой приглашали ее в итальянскую оперу или Воксхолл-Гарденз1.

Грэйния заметила, что без постоянной тревоги из-за пьянства и карточной игры отца мать удивительно помолодела и похорошела.

И ей очень шли купленные в Лондоне новые платья.

Наряды из муслина, шелковые ленты и кружевные фишю, окаймлявшие плечи матери, весьма отличались от той одежды, которую они шили себе на Гренаде.

Выбор материй в Сент-Джорджесе был невелик, и Грэйния носила такие же яркие, грубые ситцевые платья, в каких щеголяли туземки.

В Лондоне у нее развился вкус не только на одежду, но и на мебель, картины… и людей.

Когда девушке исполнилось семнадцать лет, мать начала строить планы представить ее королевской чете, как вдруг графиня заболела.

Возможно, виной тому были лондонские туманы и зимние холода, которые она ощущала острее, чем ее друзья, потому что долго жила в теплом климате, а возможно, ее уложила в постель коварная лихорадка, столь распространенная в Лондоне.

Как бы там ни было, но графиня все слабела и слабела, пока, наконец, не обратилась к дочери:

— Я думаю, ты должна написать отцу и попросить его поскорее приехать сюда. Кто-то должен присматривать за тобой, если я умру.

— Не думай о смерти, мама! — в полном ужасе воскликнула Грэйния. — Как только кончится зима, тебе сразу станет лучше. Ты кашляешь и слабеешь из-за холода.

Но мать настаивала, и Грэйнии пришлось согласиться, что отцу следует сообщить о ее болезни. Она написала письмо.

Ей было ясно, что ответа она дождется нескоро, потому что вести от отца приходили крайне нерегулярно.