Тайная дипломатия Кремля - [24]

В середине июля 1922 года уже тяжело больной Ленин, откликаясь на какое-то обострение отношений в политбюро, писал Каменеву: «Выкидывать за борт Троцкого-ведь на то Вы намекаете, иначе нельзя толковать — верх нелепости. Если Вы не считаете меня оглупевшим уже до безнадежности, то как Вы можете это думать??? Мальчики кровавые в глазах…»

На одном партийном совещании во время XI съезда партии в марте 1921 года Ленин говорил, что, несмотря на разногласия, «мы с Троцким сойдемся». И тут же добавил: «Он в аппарат влюблен, а в политике ни бе ни ме». Троцкий, наверное, обиделся, узнав, что о нем говорил Владимир Ильич. Но Ленин был недалек от истины.

Почему Троцкий вел себя так вяло и безынициативно, когда Ленин фактически выталкивал его на первые роли? Троцкий оказался наивен: он не верил в то, что его могут свергнуть с вершины власти. Он по-настоящему не стремился к первой роли. Ему нравилась роль мудреца, который с недосягаемой вершины взирает на происходящее. Он не был охвачен той неутихающей страстью к власти, поэтому и проиграл.

Завещание Ленина, как его ни толкуй, содержит только одно прямое указание: снять Сталина с должности генсека, остальных менять не надо, хотя Ленин и указал — довольно болезненным образом — недостатки каждого из самых заметных большевиков. Но Сталин — единственный, кто остался на своем месте. Остальных он со временем уничтожил. Более того, само завещание Ленина стали считать троцкистским документом, чуть ли не фальшивкой.

Ленин готовил это письмо к очередному, то есть XII съезду, который состоялся еще при его жизни. Как и всякий человек, он не верил в скорую смерть и надеялся на выздоровление. Но Сталин сделал все, чтобы письмо Ленина не дошло до делегатов съезда, которые — при жизни Владимира Ильича — могли бы и потребовать исполнения ленинских указаний.

Троцкий, обиженный резкостью ленинских слов, и совершенно не понимая, что последует дальше, не позаботился о том, чтобы письмо Ленина стало известно делегатам. На съезде выступление Троцкого было встречено такой бурной овацией, таким длительным, несмолкаемым громом аплодисментов, что Сталин и другие члены политбюро позеленели от зависти и злобы. А Ворошилов сказал, что «подобные овации просто неприличны, так можно встречать только Ленина».

Увидев, как вслед за Троцким в зал заседаний входит член ЦК Карл Радек, Климент Ворошилов сказал: «Вот идет Лев, а за ним его хвост».

Остроумный Радек ответил ему четверостишием:

У Ворошилова тупая голова,

Все мысли в кучу свалены,

И лучше быть хвостом у Льва,

Чем задницей у Сталина.

Делегации, которые приходили приветствовать делегатов съезда, провозглашали: «Да здравствуют наши вожди Ленин и Троцкий!» Имя Сталина они не вспоминали. Троцкий увидел в этом признание партией его таланта и авторитета. Западные коммунисты вообще говорили о нем как о символе революции, Сталин и другие твердо решили, что от Льва Давидовича нужно избавиться. С XII съезда Сталин и его сторонники повели против Троцкого настоящую борьбу.

Троцкий, окруженный множеством восторженных поклонников, не считал нужным готовить себе базу поддержки. Он не понимал, что это необходимо. За послереволюционные годы он так привык к аплодисментам, восторженному приему, восхвалениям, что искренне считал — так будет всегда.

Карл Радек в марте 1923 года, когда Ленин еще был жив, в статье «Лев Троцкий — организатор побед» писал: «Русская революция действовала через мозг, нервную систему и сердце этого великого своего представителя… Труд и дело Троцкого будут предметом не только любви, но и науки новых поколений рабочего класса, готовящихся к завоеванию мира». В октябре Радек выдает еще одну порцию комплиментов председателю Реввоенсовета: «Если тов. Ленина можно назвать разумом революции, господствующим через трансмиссию воли, то тов. Троцкого можно охарактеризовать как стальную волю, обузданную разумом. Как звук колокола, призывающего к работе, звучала речь Троцкого…»

В.А. Антонов-Овсеенко: «Троцкий — вождь, организатор и вдохновитель победы революции».

А.В. Луначарский: «Ленин и Троцкий давно уже числились в наших рядах людьми столь огромного дарования, столь бесспорными вождями, что особенного удивления колоссальный рост их во время революции ни в ком вызывать не мог».

Писательница Лариса Рейснер, которая провела Гражданскую войну на фронте, описывала чувства и настроения того времени: «С Троцким умереть в бою, выпустив последнюю пулю, в упоении не чувствуя ран, с Троцким-святой пафос борьбы, слова и жесты, напоминающие лучшие страницы Великой французской революции».

Он производил сильное впечатление не только на революционных писателей. Сергей Есенин после встречи с Троцким сказал, что председатель Реввоенсовета — «идеальный тип человека».

Троцкий обладал даром увлекать за собой людей и не меньшим даром рождать врагов. Сталин и другие видные партийные деятели просто ненавидели его. Троцкий же сторонился этих людей и в итоге остался в одиночестве: «Хождение друг к другу в гости, прилежное посещение балета, коллективные выпивки, связанные с перемыванием косточек отсутствующих, никак не могли привлечь меня. Новая верхушка чувствовала, что я не подхожу к этому образу жизни. Меня даже и не пытались привлечь к нему. По этой самой причине многие групповые беседы прекращались при моем появлении, и участники расходились с некоторым конфузом за себя и с некоторой враждебностью ко мне. Вот это и означало, если угодно, что я начал терять власть».