Хорошо помню, как впервые услышал о Брежневе и увидел его фотографию. В сентябре 1964 года я пошел в первый класс. Мы тогда жили в ожидании обещанного Хрущевым коммунизма. Наша классная руководительница, окончившая педагогическое училище в Мордовии, следуя рекомендациям районо, уточняла:
— Имейте в виду, коммунизм не придет в один день, не думайте, что утром объявят по радио — с сегодняшнего дня начался коммунизм. Коммунизм придет постепенно.
Но в скором приходе коммунизма никто не сомневался — до октябрьского пленума ЦК КПСС, на котором Хрущева отправили в отставку.
Вот тогда я и увидел Леонида Ильича — его фотография красовалась на первых полосах всех газет. Не знаю, что в те дни показывали по телевидению, телевизор еще считался роскошью и моим родителям был не по карману. А вот газеты они выписывали в большом количестве. Когда взрослые собрались на кухне, чтобы обсудить ошеломляющие перемены в стране, газеты перешли в мою собственность. Фотографий было две — Брежнева и Косыгина. Но помню, что взрослые обсуждали только Брежнева. Понимали, что именно он станет руководителем страны? И мне он понравился.
И столь же отчетливо я помню день его смерти. 10 ноября 1982 года я прилетел из длительной командировки — с юга в холодную Москву. Дома, вынимая вещи из сумки, включил радио, и стало ясно: что-то случилось. По всем радио-и телеканалам передавали печальную классическую музыку. Гадали: Он или не Он? От симпатий к Леониду Ильичу ничего не осталось. Страна от него устала…
Восемнадцать брежневских лет — это моя юность и молодость, годы взросления и обостренного интереса к жизни. И когда я писал эту книгу, — словно заново переживал все эти годы.
Правда, бывало и грустно. Пока писал его биографию, один за другим ушли люди, которые в брежневскую эпоху играли не последнюю роль и многое мне рассказали. Похоронил я и своего отчима, очень мной любимого и также упомянутого в этой книге, которому среди прочего обязан и пониманием брежневского механизма власти.
Но конечно же еще печальнее было сознавать, что это были годы упущенных возможностей, впустую растраченных сил! Брежнев принял страну, ждущую обновления и мечтающую о движении вперед, а оставил ее разочарованной, развращенной неприкрытым лицемерием и отставшей от наиболее развитых стран. Но я слишком забежал вперед…
Когда в октябре 1964 года к власти в стране пришел Леонид Ильич Брежнев, никто не предполагал, что он будет руководить Советским Союзом восемнадцать лет, до самой смерти.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПОСЛЕДНИЙ РАЗГОВОР С ХРУЩЕВЫМ
Заседание президиума ЦК КПСС, на котором заочно решилась судьба руководителя страны Никиты Сергеевича Хрущева, состоялось 12 октября 1964 года. Присутствовало все партийное руководство, работавшее в Москве. Членов президиума от национальных республик еще не вызвали с мест.
И не было самого Хрущева — он отдыхал в Пицунде вместе со своим первым заместителем в правительстве Анастасом Ивановичем Микояном. Никита Сергеевич руководство формировал из людей моложе себя по возрасту, но в личном общении комфортнее всего чувствовал себя с Микояном. И не только потому, что они были ровесниками — их связывали многие годы работы при Сталине.
В отсутствие первого секретаря ЦК КПСС на заседании президиума председательствовал Леонид Ильич Брежнев. Когда Хрущев уезжал из Москвы, Брежнев руководил всем партийным хозяйством. Он только что вернулся из Берлина, куда ездил во главе официальной делегации поздравлять восточных немцев с пятнадцатилетием Германской Демократической Республики.
По словам очевидцев, Брежнев сильно волновался. Да и в зале, где собрались руководители партии и страны, ощущались нервозность и страх. Это заседание нельзя было назвать обычным: члены президиума ЦК решили сместить Никиту Хрущева с постов первого секретаря ЦК партии и председателя Совета министров.
Бесконечные тайные переговоры на эту опасную тему длились несколько месяцев. Но 12 октября они собрались совершенно официально. Заведующий общим отделом ЦК Владимир Никифорович Малин, как обычно, на небольших карточках записывал главные тезисы выступлений. Пожалуй, именно присутствие Малина более всего свидетельствовало о том, что дни Хрущева сочтены. Владимир Никифорович десять лет заведовал общим отделом и считался особо доверенным помощником Хрущева.
— Как Поскребышев при Сталине, — с гордостью говорил Малин о себе.
Что обсуждали на заседании президиума?
Под каким предлогом пригласить Хрущева в Москву, чтобы он ни о чем не догадался и не предпринял контрмер? Это первое. А второе — прикидывали, как повести разговор с Хрущевым, кто в какой последовательности будет выступать и что именно скажет.
Говорили в основном Брежнев и другие влиятельные в партийном руководстве лица — секретари ЦК Николай Викторович Подгорный, Андрей Павлович Кириленко и Александр Николаевич Шелепин. Шелепин не был еще членом президиума ЦК, но его положение в иерархии власти и роль в подготовке свержения Хрущева были таковы, что к нему прислушивались с особым вниманием.
Решили почти сразу же: надо предоставить слово первому секретарю ЦК компартии Украины Петру Ефимовичу Шелесту, что будет важным сигналом — Киев критикует Хрущева. А ведь именно украинская парторганизация считалась главной опорой Никиты Сергеевича. Среди киевских руководителей было много тех, кого он сам назначил. Да и Шелест считался человеком Хрущева. Он даже внешне — приземистой фигурой, округлым грубоватым лицом и совершенно лысым черепом — напоминал Никиту Сергеевича…
