Тайна желтой комнаты - [9]
— Не понял, на что вы надеетесь, господин следователь.
— Я не то хотел сказать, — спохватился г-н де Марке. — Просто мне так кажется…
— Значит, после бегства убийцы окно снова заперли изнутри? — спросил Рультабий.
— Выходит так. Во всяком случае, в настоящий момент другой версии нет, хотя и объяснения этому обстоятельству тоже пока не найдено… иначе напрашивается вывод о сообщнике или о сообщниках, а я таковых не вижу… — И, помолчав немного, г-н де Марке добавил: — Ах, если бы состояние мадемуазель Станжерсон хоть немного улучшилось, можно было бы расспросить ее сегодня…
А Рультабий, продолжая развивать свою мысль, снова спросил:
— Ну а чердак? На чердаке-то тоже должно быть какое-то отверстие?
— Да, в самом деле, о нем я не упомянул. Стало быть, всего шесть отверстий. Наверху есть маленькое окошко, вернее, слуховое окно, и, так как оно выходит не в парк, а наружу, мадемуазель Станжерсон тоже приказала поставить на него решетку. На этом окошке, так же как и на окнах первого этажа, решетка осталась нетронутой, и ставни, которые открываются, естественно, внутрь, были заперты изнутри. В общем, мы не обнаружили ничего такого, что подтвердило бы пребывание убийцы на чердаке.
— Значит, у вас, господин следователь, не остается сомнений в том, что убийца бежал — пускай неизвестно как — через окно в прихожей!
— Все говорит за это…
— Я тоже так думаю, — с важным видом согласился Рультабий. И, помолчав, добавил: — Однако, если вы не нашли никаких следов убийцы на чердаке, похожих, например, на черные следы, которые обнаружены на полу в Желтой комнате, вы, очевидно, должны были прийти к выводу, что это не он украл револьвер папаши Жака…
— На чердаке нет других следов, кроме следов папаши Жака, — сказал судья, многозначительно покачав головой. Потом, видно решив развить свою мысль, добавил: — Папаша Жак находился в лаборатории с господином Станжерсоном… Его счастье…
— В таком случае какова же роль револьвера папаши Жака в этой драме? Ведь, насколько я понимаю, это оружие ранило вовсе не мадемуазель Станжерсон, а убийцу…
Не ответив на этот, видимо, затруднительный для него вопрос, г-н де Марке сообщил нам, что обнаружены обе пули: одна — в той самой стене Желтой комнаты, где остался отпечаток окровавленной руки, руки мужчины, другая — в потолке.
— О-о! В потолке! — тихонько повторил Рультабий. — В самом деле… в потолке! Любопытно, весьма любопытно… В потолке!..
Весь остаток пути он молча курил, выпуская бесконечные кольца дыма. Когда мы прибыли в Эпине-сюр-Орж, я вынужден был хлопнуть его по плечу, чтобы вывести из задумчивости и заставить спуститься с облаков на землю, а точнее… на перрон.
Там судебный следователь с секретарем поспешили распрощаться с нами, всячески давая понять, что мы им порядком надоели, затем торопливо сели в дожидавшийся их кабриолет и укатили.
— Сколько времени потребуется, чтобы добраться отсюда пешком до замка Гландье? — спросил Рультабий у железнодорожного служащего.
— Часа полтора, а если не торопясь, то и все два, — ответил тот.
Рультабий взглянул на небо и, верно, счел погоду благоприятной для себя, да и для меня, пожалуй, тоже, ибо, взяв меня под руку, сказал:
— Пошли!.. Мне необходимо пройтись.
— Ну как? — спросил я его. — Дело распутывается?
— О! — молвил он. — Какое там распутывается!.. Запуталось еще больше, чем прежде! Правда, у меня есть идея.
— Какая?
— О! Пока ничего не могу сказать… Моя идея — это вопрос жизни и смерти по крайней мере для двух людей.
— Вы полагаете, тут были сообщники?
— Нет, не думаю…
Некоторое время мы молчали, потом он снова заговорил:
— Какая удача, что мы встретились с судебным следователем и его секретарем… Ну что я вам говорил насчет револьвера?
Сунув руки в карманы, он шел опустив голову и тихонько насвистывал. Потом я услышал, как он прошептал:
— Бедная женщина!..
— Вы жалеете мадемуазель Станжерсон?
— Да, это необычайно благородная женщина и достойная всяческого сожаления!.. У нее сильный, очень сильный характер… Так мне кажется… Так мне кажется…
— Стало быть, вы знакомы с мадемуазель Станжерсон?
— Нет, вовсе не знаком… Я видел ее один только раз.
— Почему же вы говорите, что у нее сильный характер?
— Потому что она сумела противостоять убийце и храбро защищалась, а главное… Главное, из-за пули в потолке.
Я смотрел на Рультабия, мысленно задаваясь вопросом: уж не считает ли он меня за совершенного идиота? А может, он сам сошел с ума? Однако я прекрасно видел, что молодой человек был серьезен, как никогда, и вовсе не собирался смеяться, а мысль, светившаяся в его маленьких круглых глазах, полностью успокоила меня относительно состояния его рассудка. И потом, я уже успел немного привыкнуть к его несвязным речам… несвязным для меня, считавшего их бессмысленными и непонятными лишь до той минуты, пока он не открывал мне ход своих мыслей, произнеся всего несколько коротких и внятных фраз. Тогда все внезапно прояснялось: слова, сказанные им прежде и казавшиеся мне лишенными всякого смысла, обретали вдруг поразительную ясность и логику, так что я и сам уже не мог взять в толк, почему не понимал этого раньше.
