В котором автор этого необычного произведения рассказывает читателю, как он пришел к уверенности, что призрак Оперы действительно существовал Призрак в Парижской опере действительно существовал, Он не был, как долгое время считали, ни иллюзией певцов, ни суеверием директоров или плодом фантазии разгоряченных умов танцовщиц кордебалета, их матерей, билетеров, гардеробщиков и консьержек.
Да, он существовал, причем во плоти и крови, хотя делал все, чтобы его считали настоящим привидением.
Едва начав поиск в архивах Национальной академии музыки, я был поражен удивительной связью между феноменом, приписываемым призраку, и жуткой трагедией, которая разыгралась в это же самое время, и вскоре пришел к мысли, что истоки трагедии, вероятно, можно было бы найти именно в этом необыкновенном явлении.
События, о которых пойдет речь, произошли всего лишь тридцать лет назад, и в Опере до сих пор нетрудно найти почтенных пожилых людей несомненной честности, помнящих, как будто это было только вчера, загадочные и трагические обстоятельства похищения Кристины Доэ, исчезновения виконта Рауля де Шаньи и смерти его старшего брата, графа Филиппа, тело которого было найдено на берегу озера, находящегося под зданием Оперы. Но ни один из этих свидетелей, конечно же, никогда не думал, что легендарный призрак Оперы имел отношение к этим ужасным событиям.
Я медленно продвигался к осознанию правды, ибо мой разум был обеспокоен расследованием, которое постоянно наталкивалось на нечто сверхъестественное. Не один раз я был близок к тому, чтобы отказаться от истощивших мои силы попыток расследовать явление, которое я даже не мог понять. Наконец я получил доказательство того, что интуиция не обманула меня. Все мои усилия были вознаграждены, и я обрел уверенность в том, что привидение в Опере было больше, чем призрак.
В тот день я провел долгие часы, углубившись в чтение «Мемуаров импресарио», легковесной книги чрезмерно скептичного Армана Мушармена, который за время своей службы в Опере так ничего и не понял в ставящем в тупик поведении призрака, энергично высмеивал его, тогда как сам стал первой жертвой любопытной финансовой операции, получившей название «магический конверт».
Чувствуя, что прихожу в уныние, я покинул библиотеку и встретил администратора нашей Национальной академии музыки. Он оживленно беседовал с элегантно одетым маленьким пожилым человеком, которому с радостью представил меня. Администратору было известно, как нетерпеливо и, увы, тщетно я пытался узнать о местонахождении мсье Фора, мирового судьи, расследовавшего знаменитое дело Шаньи. Никто не мог сказать мне, что стало с ним, жив он или мертв. Он только что вернулся из Канады, где пробыл пятнадцать лет. Этот маленький старик и был сам мсье Фор.
Мы провели вместе добрую половину вечера, и мсье Фор поведал мне о деле Шаньи. Он считал, что виконт страдал , душевным недугом, а смерть его старшего брата была случайностью, и не сомневался в том, что к страшной трагедии, разыгравшейся между братьями, Кристина Доэ имела прямое отношение. Ему не было известно ни о ее судьбе, ни о судьбе виконта. И, конечно, Фор только рассмеялся, когда я упомянул о призраке. Ему рассказывали о странных событиях, которые, казалось, указывали на то, что некое сверхъестественное существо поселилось в Опере, и он знал историю «магического конверта», но во всем этом, он чувствовал, не было ничего, что требовало бы внимания судьи, расследовавшего дело Шаньи. Однако он выслушал показания свидетеля-добровольца, который рассказал, что сам видел привидение. Этим свидетелем был некто перс. Человек, принадлежавший к светскому обществу, он был хорошо известен всем подписчикам Оперы. Судья решил тогда, что он сумасшедший.
Естественно, я невероятно заинтересовался тем, что мсье Фор рассказал мне о персе, и решил разыскать столь ценного свидетеля. Удача сопутствовала мне, и я нашел его в маленькой квартире на улице Риволи, где он жил и где умер через пять месяцев после моего визита.
Вначале я был настроен скептически. Однако все мои сомнения рассеялись, когда перс рассказал мне все, что знал о привидении, представив даже доказательства его существования, а также странные письма Кристины Доэ, которые пролили ослепительно яркий свет на все происшедшее. Нет, привидение не было мифом!
Позже мне сказали, разумеется, что часть этих писем, возможно, сфабрикована человеком, чье воображение определенно питалось фантастическими выдумками. К счастью, мне удалось найти не вызывающие сомнений образцы почерка Кристины, я сравнил их, и это устранило всякую неопределенность.
Кроме того, я разузнал все, что мог, о персе и пришел к заключению, что он честный человек и не способен ввести в заблуждение правосудие.
Таково же было мнение и друзей семьи, весьма порядочных людей, которые прямо или косвенно были вовлечены в дело Шаньи. Когда я показал им все имеющиеся у меня документы, они горячо поддержали меня. В этой связи позволю себе процитировать, что писал мне, в частности, генерал Д.:
«Дорогой мсье!
Я не могу слишком настаивать на том, чтобы вы опубликовали» результаты своего расследования. Я отчетливо помню, что за несколько недель до исчезновения великой певицы Кристины Доэ и трагедии, которая опечалила всех в предместье Сен-Жермен, танцовщицы много говорили о «привидении», и, мне кажется, разговоры продолжались до тех пор, пока всех не захватила трагедия, о которой я упомянул. Но если возможно (а, услышав вас, я думаю, что да) объяснить трагедию посредством привидения, надеюсь, вы расскажете нам больше о самом привидении. Каким бы таинственным оно ни казалось на первый взгляд, оно более объяснимо, чем то, что случилось между двумя братьями, которые любили друг друга всю свою жизнь и которым злобные люди пытались приписать смертельную вражду.
