Тайна жаворонка - [32]
– Флора, милая, как же чудесно пахнет! Ты – настоящее сокровище! Муж был непреклонен, требовал, чтобы я обязательно тащилась с ними на рыбалку, так что без тебя я бы ничего не сделала. Тебе чем-нибудь помочь?
– Нет, не нужно, леди Хелен. Надеюсь, вы хорошо провели время? Я уже заканчиваю, так что у вас есть время переодеться к обеду.
В коридоре по ту сторону обитой зеленым двери загрохотал бас сэра Чарльза, призывавшего жену, так что она виновато улыбнулась Флоре и помчалась прочь.
Спустя минуту дверь кухни распахнулась, и ворвался Алек в твидовом костюме и высоких рыбацких ботинках. Не говоря ни слова, он сгрёб Флору в объятия и поцеловал. Она вдохнула исходивший от его куртки запах холмов и реки.
– Милая, я очень злюсь, что мой отец всё это устроил. Он не имел права заставлять тебя готовить. Они должны были попросить миссис Мактаггарт. Или заплатить кому-нибудь.
– Ну что ты, я вообще не против. Я люблю готовить, и ещё это означает возможность увидеть тебя.
Он с любовью посмотрел на неё, нежно провёл большим пальцем по её щеке, стёр след муки2.
– Может, тебе чем-нибудь помочь? Скажем, помыть посуду? В этом я – большой специалист, а вот кулинарные навыки, увы, оставляют желать лучшего.
Она покачала головой.
– Да всё уже готово. Честное слово, Алек, всё хорошо. Лучше иди переоденься. Обед через час, ты же не хочешь заставлять гостей себя ждать.
Алек неохотно позволил вытолкать себя из кухни и лишь после того, как урвал ещё один поцелуй. Флора улыбалась, слушая его шаги по коридору, и занялась последними приготовлениями, разогрела тарелки и соусники, наточила нож для оленины.
Когда леди Хелен вошла в кухню сообщить Флоре, что гости уже ждут в обеденном зале, вид хозяйки изменился до неузнаваемости. Её золотые волосы с пробивающимися серебряными прядями с помощью бриллиантовых заколок были уложены в высокую причёску, подчёркивавшую изящность скул. Рыбацкий твидовый костюм Хелен сменила на вечернее платье цвета морской волны, украшенное хрустальными бусинами. Мягко переливающиеся, они напомнили Флоре о том, как играет на воде лунный свет.
Но особенно ее взгляд притянула брошь. Она была куда менее роскошной, чем всё остальное, и представляла собой серебряный якорек, увенчанный короной и заключённый в венок из листьев аканта. Леди Хелен заметила, куда смотрит Флора.
– Красивая, правда? Такие броши среди моряков считаются символами любви. Её подарил мой отец моей матери. Он прошёл Первую мировую. Понимаю, брошь не слишком сочетается с нарядом, но я ценю её гораздо выше, чем эти бриллианты, – поведала она, указав на заколки. Кольца на её пальцах сверкнули, отразившись в лучах вечернего солнца, которое пробивалось в окно.
Она потянулась за тяжёлым блюдом, на котором Флора разложила лосося и украсила тонкими ломтиками огурца, изображающими чешую. Попыталась поднять и внезапно вздрогнула от боли.
– С вами все в порядке? – спросила Флора.
– Ох, я такая глупая – несколько дней назад потянула запястье, и оно до сих пор болит, – ответила леди Хелен и кончиками пальцев ощупала руку. А Флора заметила, как сильно опухла кожа. На запястье сиял ярко-фиолетовый синяк.
– Разве её не нужно перевязать? – спросила Флора. Она прошла курс обучения оказанию первой помощи и очень хотела опробовать свои недавно приобретенные навыки. До сих пор она могла потренироваться только на Майри и Бриди, но здесь, судя по всему, была настоящая травма.
– Да всё в порядке, Флора, милая. Не хочу никого беспокоить, – отмахнулась леди Хелен.
– Хорошо, тогда давайте я хотя бы отнесу блюдо. Не нужно напрягать руку, тогда она быстрее пройдёт. И вы не рискуете запачкать платье.
В обеденном зале уже шёл оживлённый разговор, гости подогревали аппетит щедрыми порциями виски и шерри. Окинув стол быстрым взглядом, Флора отметила, что Дианы поблизости нет, хотя миссис Кингсли-Скотт, рассуждавшая, как нелегко планировать свадьбу, когда идёт война, внушала подозрения.
Мужчины предпочли обсуждать прошедший день, восхищаться размерами лосося, которого выловил сэр Чарльз, и обмениваться историями о рыбалках минувших лет. Кто-то из мужчин пробасил:
– Твой егерь – не слишком-то разговорчивый парень, а, Чарли? Старый скряга, но дело своё знает, надо отдать ему должное.
Леди Хелен виновато улыбнулась Флоре, а потом тихо сказала:
– Поставь на буфет, милая. Я попрошу Алека принести остальное.
Алек уже отодвинул свой стул, метнулся к Флоре и забрал у неё тяжёлое блюдо.
– Тебе следовало бы сидеть рядом со мной, а не прислуживать нам, – пробормотал он.
Флора благодарно улыбнулась ему, покачала головой и умчалась прочь, предпочтя этой компании тишину и покой кухни и радуясь, что обитая зелёным сукном дверь отделяет её от гостей.
Она вынула мясо из духовки, положила на блюдо остывать и стала готовить на сковороде соус. Он вовсю кипел и пузырился, и она красиво раскладывала овощи, когда вошёл Алек с грязными тарелками. Поставив их на стол, он притянул Флору к себе, зарылся ей в волосы.
– Как у вас дела? – спросила она, разливая соус по соусницам.
– Им очень понравился лосось. Просто изумительный. Давай-ка я отнесу мясо и избавлю тебя от их разглагольствований.
Спасаясь от немецкой оккупации, двенадцатилетняя Жози вместе с семьей бежит из Франции в Марокко, чтобы там, в городе Касабланка, ждать возможности уехать в Америку. Жизнь в Касабланке наполнена солнцем, а пейзажи, запахи и звуки совсем не похожи на все, что Жози видела до этого. Девочка влюбляется в этот сказочный, яркий город. Семнадцать лет спустя в город приезжает Зои. Ей, едва справляющейся с маленькой дочерью и проблемами с браком, Касабланка кажется грязным и унылым портовым городом. До тех пор, пока в тайнике под полом она не находит дневник Жози, которая знала Касабланку совсем другой.
Париж, 1940 год. Оккупированный нацистами город, кажется, изменился навсегда. Но для трех девушек, работниц швейной мастерской, жизнь все еще продолжается. Каждая из них бережно хранит свои секреты: Мирей сражается на стороне Сопротивления, Клэр тайно встречается с немецким офицером, а Вивьен вовлечена в дело, подробности которого не может раскрыть даже самым близким друзьям. Спустя несколько поколений внучка Клэр, Гарриет, возвращается в Париж. Она отчаянно хочет воссоединиться с прошлым своей семьи. Ей еще предстоит узнать правду, которая окажется намного страшнее, чем она себе представляла.
Разум Эллы Делримпл с возрастом все больше избавляется от воспоминаний. И, когда внучка Кендра решается навестить ее после долгой разлуки, Элла просит только об одном – записать ее историю. Элла буквально собирает собственную жизнь по кусочкам. Она пускается по волнам прошлого и вспоминает, как 1937 год навсегда изменил ее жизнь, как она провела лето на затерянном в Атлантике островке, как любила, как нагло война вторглась в ее жизнь и как она старалась не потерять себя в те страшные годы… Элла вспоминает все, что чувствовала, пока память не покинула ее. Роман «Море воспоминаний» – это путешествие от острова Ре с его неугомонными ветрами до изумрудных холмов Шотландии, в котором каждый найдет источник силы, любовь и надежду, если только осмелится отправиться в путь.
Стремясь начать жизнь сначала и залечить разбитое сердце, Аби Хоуз соглашается на летнюю подработку в загородной Франции, в Шато Бельвю. Старое поместье буквально наполнено голосами прошлого, и очень быстро Аби погружается в одну из этих историй. В далеком 1938 году Элиана Мартен занимается пчеловодством в садах Шато Бельвю. Там она встречает Матье Дюбоска и впервые влюбляется. Будущее кажется ей светлым и прекрасным, но над восточными границами Франции уже нависает угроза войны… Война вторгается в жизнь простых людей, выворачивая ее наизнанку.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Великий мастер японской каллиграфии переживает инсульт, после которого лишается не только речи, но и волшебной силы своего искусства. Его ученик, разбирая личные вещи сэнсэя, находит спрятанное сокровище — древнюю Тушечницу Дайдзэн, давным-давно исчезнувшую из Японии, однако наделяющую своих хозяев великой силой. Силой слова. Эти события открывают дверь в тайны, которые лучше оберегать вечно. Роман современного американо-японского писателя Тодда Симоды и художника Линды Симода «Четвертое сокровище» — впервые на русском языке.
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.