Тайна Васко да Гамы - [27]

.

28 мая 1498 г. Васко да Гама сошел на берег, сопровождаемый 12 португальцами, среди которых был и Алвару Велью, автор «Дневника путешествия Васко да Гамы». На берегу их ждал королевский прокурор (катуал) с охраной из 200 человек, которые сопровождали его к дворцу саморина. Капитан-мора посадили в паланкин, который понесли на плечах четверо мужчин. Рядом с паланкином шел паж, державший над Васко да Гамой большой зонт, защищавший его от солнца. В другом паланкине несли королевского прокурора. 12 португальцев двигались пешком, и, поскольку те, кто нес паланкины, бежали с довольно большой скоростью, для португальцев путь оказался трудным: во-первых, бежать приходилось по песку, а во-вторых, за свое долгое плавание они отвыкли от физических упражнений, так как ходили лишь по деревянной палубе корабля. За процессией двигалась большая толпа любопытных. Как свидетельствуют хронисты, даже женщины с грудными младенцами покидали свои дома и вливались в эту толпу, не ощущая трудностей пути[107].

На пути к дворцу саморина процессия посетила индуистский храм, богато украшенный скульптурами и росписью. Велью называет его «огромной церковью». Дело здесь, конечно, не только в употреблении этого термина, а в том, что даже после посещения этого храма португальцы остались при убеждении, что побывали в христианской церкви. Ж. Барруш, говоря об этом визите, констатировал: «Поскольку наши думали, что эти люди были обращены в христианство апостолом Св. Фомой благодаря той славе, которую он имел в этих местах… некоторые встали на колени и стали молиться на эти образы, считая, что они достойны молитвы. Это очень понравилось язычникам этой земли, увидевшим, что мы совершаем культ почитания образов, чего они никогда не видели у мавров».

Некоторые историки не верят, что португальцы действительно были убеждены, что попали в христианскую церковь. В качестве аргумента они обычно ссылаются на свидетельство Каштаньеды о том, что один из португальцев, нотариус Жуан де Са, упав на колени, пораженный присутствием образов в храме, воскликнул: «Если это дьявол, я верю в истинного Бога!», на что Васко да Гама только улыбнулся.

Между тем оба вышеприведенные свидетельства вполне совместимы и ни в коей мере не противоречат друг другу. С одной стороны, португальцы были уверены в том, что на Востоке существуют христианские общины, хотя и имеющие литургические и дисциплинарные отличия от европейской церкви, — это убеждение в значительной степени питалось книжной и научной традицией. А с другой стороны, вполне понятна реакция нотариуса — человека практичного, — который, будучи менее подвержен влиянию этой традиции, был способен увидеть вещи такими, какими они являлись на самом деле. Улыбка капитан-мора, возможно, отражала сомнения критически мыслящего человека, допускавшего возможность и той и другой интерпретации увиденного.

Наконец, после прогулки на маленьком судне по реке португальцы были приняты саморином. Согласно свидетельству А. Велью, он сидел на кушетке, которая была очень богато украшена. По левую руку от него стоял большой золотой таз, в который он сплевывал траву, «которую люди этой земли жуют для успокоения и которую они называют атамбор». (Видимо, это был бетель — смесь из пряных листьев, семян арековой пальмы и извести.) По правую руку от саморина стоял золотой таз — «такой большой, что его с трудом можно было обхватить руками», в котором была эта трава.

У Дамьяна де Гоиша, который писал свою «Хронику» позднее, это описание гораздо богаче и изобилует множеством подробностей, возможно, благодаря более глубокому и лучшему знанию индийских обычаев. Де Гоиш следующим образом описывает ту же сцену: «Король был в большом зале, уставленном очень красивыми деревянными креслами, возвышавшимися друг над другом как в театре… Пол этого зала был полностью покрыт зеленым бархатом, а стены — золотом и шелком разных цветов. Король сидел на кушетке (похожей на деревенскую кровать), покрытой белой шелковой тканью и золотом, с красивой резьбой с балдахином из конской сбруи. Он был человеком среднего роста, смуглым, стройным, приятной наружности, был одет в „бажу“ (наподобие короткой рубашки) из очень тонкой хлопчатой ткани с множеством золотых и жемчужных пуговиц. На голове у него был бархатный колпак, украшенный драгоценностями, и золотой знак, которые носят только короли Малабара, ибо кроме них никто не носит „бажу“ и колпак. В ушах у него серьги, на пальцах рук и ног — множество колец, а на запястьях рук и на ногах — браслеты, причем все это украшено жемчугом и очень дорогими драгоценностями. Рядом с кушеткой стоял человек, подававший ему бетель, который он жевал; чашки, в которые он сплевывал разжеванный бетель, были целиком сделаны из золота».

Диалог, по всей вероятности, происходил на арабском языке с помощью переводчика, как это было в Мозамбике и в Малинди. Переводчиком был, судя по всему, тот самый мавр из Туниса, который говорил по- кастильски.

Саморин спросил Васко да Гаму, кто он такой и чего он хочет, на что капитан-мор ответил, четко определяя свой статус, что он не торговец, а «посол короля Португалии, который является господином многих земель и богаче любого короля в этих краях. И что уже в течение 60 лет короли — его предшественники ежегодно посылали корабли, чтобы открыть эти края, ибо знали, что здесь есть такие же христианские короли, как они сами. И что именно поэтому они посылали открывать эту землю, а не потому, что они нуждаются в золоте или серебре, поскольку это у них есть в изобилии и им не нужно вывозить их из этой земли. Эти капитаны плавали по году или по два года, пока у них не кончалось продовольствие, и, не найдя ничего, возвращались в Португалию. И что ныне король, которого зовут Мануэл, послал его в качестве командующего трех кораблей и сказал, чтобы он не возвращался в Португалию, пока не откроет этого короля христиан, и что если он вернется без этого, то он прикажет отрубить ему голову. И что если он найдет этого короля, он должен отдать ему два письма, каковые он отдал (саморину) на другой день, а на словах (король Португалии) просил ему передать, что он его брат и друг».