Тайна утренней зари - [4]

«Спокоен и хладнокровен, как всегда», — заметил про себя юноша.

— Запомни, Павел Летягин! — продолжал Всеволод Александрович. — Двух вещей никогда нельзя делать с первого раза: влюбляться и выводить научное заключение. В науке видимость так же обманчива, как красота женщин при лунном свете. Давай, отложим окончательное заключение до того, как получим конечный результат расчета. Согласен?

— Всеволод Александрович… — начал было Павел, но вдруг почувствовал, что пол конструкторского бюро, где происходила эта беседа, потерял устойчивость и качнулся. Зазвенели лабораторные приборы, шевельнулись многоцветные схемы, развешенные по стенам.

— Что это?

Силантьев в недоумении боязливо озирался по сторонам. Внезапно Павла осенила догадка.

— Всеволод Александрович! Неужели? Мне не верится…

— Ты хочешь сказать…

— Не то ли это, чего мы столько времени ожидаем?

Звонок радиотелефона заставил Павла подскочить к письменному столу. С экрана смотрел юноша в белом халате, логарифмическая линейка торчала из его нагрудного кармана. Лицо юноши было озарено радостной улыбкой. Подняв руку с четырьмя растопыренными пальцами, юноша ребром левой руки старательно водил поперек указательного пальца, словно стремясь перерезать его пополам.

— Три с половиной? — угадал Павел. — Три с половиной балла?

— Да! А теперь — будь здоров! У меня тысячи клиентов.

— Обожди, друг. Дай обнять тебя по такому случаю!

И Павел протянул руки к радиотелефону, но экран уже погас. Через мгновенье на нем появилось румяное лицо парнишки лет тринадцати— четырнадцати.

— Вот и мой клиент, — весело сказал Павел. И прибавил:

— Какой ветер занес тебя на нашу волну, Вова?

— Павлик, это землетрясение? Скажи мне, несколько минут назад было землетрясение?

— Нет землетрясения не было.

На лице парнишки изобразилось недоумение.

— Как же не было? Все задрожало вокруг, я сам чувствовал.

— Что правда, то правда — земля задрожала. Но землетрясения не было, — с лукавой усмешкой ответил Павел. — Не веришь? В наш век, Вовка, все возможно! Будь умницей, и вечером ты получишь целый воз новостей.

Павел повернулся к Силантьеву.

— Да, все возможно в наш век, Всеволод Александрович. И все же я не полностью уверен, что это относится к нашему завтрашнему опыту.

5

— Ну, как ты объяснял племяннику вчерашнее происшествие? — поинтересовался на другой день Силантьев. — Представляю, как он раскрыл глаза от удивления.

— И не говорите, Всеволод Александрович! На меня обрушился целый град вопросов. Почему тряслась земля? Пять водородных взрывов? Уже покончено с Тургайскими воротами? Значит, сибирские реки будут орошать теперь поля Средней Азии? А как он меня расспрашивал об электромобиле без шофера! Большого труда стоило мне заставить его самого рассказать о виденном. Он ведь ездил с экскурсией на Баренцово море, видел знаменитые электростанции, чьи турбины приводятся в движение морскими приливами и отливами. «Знаешь, — говорит, — спустились мы на лифте и попали в камеру с двумя стеклянными стенками. Куда там, жюль-верновскому „Наутилусу!“ Как раз начался прилив, и пошли в наступление гигантские волны, да как принялись крутить турбины! Вот это зрелище!». А по поводу вчерашних взрывов так прямо и заявил: хочу видеть все сам! На его счастье ребята с телевизионной станции оказались на редкость оперативными, и вечером мы смотрели хронику «Конец Тургайских ворот».

Хроника? Вечернюю передачу по телевидению Силантьев как раз и пропустил. Вот жалость!

— Делать нечего, придется тебе, Павел, рассказать мне все, что видели вы с Вовой по телевизору.

…Мы находимся в самом сердце казахских степей. Мало-помалу их бескрайние просторы уступают место обрывистым склонам и приплюснутым вершинам, словно бы срезанным гигантским мечом. Это Тургайская возвышенность. Ее скалистый пояс служит водоразделом между сибирскими реками и пустынями Средней Азии, где земля извечно жаждет воды — носительницы жизни. Но воля народа сильнее каменных колоссов, что миллионы лет стерегут дорогу к югу. В пяти различных местах врезаются в Тургайскую цепь стальные языки электробуров. Вслед за ними опускаются вглубь пять серебристых цилиндров. «Пирожки с начинкой» — так зовут их рабочие.

Меняются кадры на экране телевизора. На расстоянии сотен километров от Тургайских скал, в светлом помещении с разнообразными сложными аппаратами, собралась группа людей. Один из них произносит несколько слов в радиотелефон, затем поворачивается к своим товарищам и резко нажимает кнопку. В тот же миг на экране телевизора вспыхивает яркий свет, настолько яркий, что, кажется, чувствуешь его горячее дыхание. Вот уже можно различить столбы горящих газов; возникает отдаленный, похожий на тысячу громов, гул и грохот, вслед за тем весь экран застилают дымовые тучи.

Проходит некоторое время, и дым начинает рассеиваться, появляются куски голубого неба и… Возгласы глубокого изумления срываются с губ присутствующих. «Фью-и-ть!» — оторопело свистит Вова и, спохватившись, зажимает рот рукой. Он уже не видит больше обрывистых скал, тянувшихся вдоль горизонта. Гигантская впадина, на дне которой виднеется хаотическая россыпь камней, лежит теперь на месте горного Тургая. Вскоре сюда повернут сибирские реки; путь на юг для них освобожден!