Тайна субургана. И если я умру завтра... Среда обитания - [15]

Поскольку познания Дондога в японском языке были весьма скудными, переводил он большей частью только то, что мог кое-как перевести. Дамдин-Очир, помня предупреждение Дондога, говорил мало и только о деле.

— Буянт опытный разведчик. Мы сами ждем его со дня на день. Но нас сейчас беспокоит совсем другое.

— Что же именно?

— Большие перемены в сознании ваших аратов — вот что. Наша разведка работает четко. И на этот факт мы глаза не закрываем.

— Вы правы. Буянт неоднократно напоминал мне, что борьба за умы и сердца людей — дело самое сложное. Но в нашей стране подавляющее большинство населения — верующие, на их религиозном фанатизме мы и строим свою работу. Имеем уже немало приверженцев.

— Это похвально.

— Дондог одинаково старался угодить и монголу и японцу.

— Господин Инокузи, осмелюсь сказать, что Дамдин-Очир — один из самых мудрых и влиятельных сановников у себя на родине, — поспешил вставить словечко бурят и взглянул на монгольского ламу. Тот спокойно сидел, положив руки на стол и поигрывая небольшой табакеркой для нюхательного табака из драгоценного камня.

— Уважаемый господин мой, я хотел, чтобы письмо, мною привезенное, было незамедлительно передано японскому правительству, а о его содержании доложено Банчин-богду. Я должен вернуться в назначенный срок с ответом.

— Ваше желание будет достойнейшим образом выполнено. Можете положиться на меня. Благословенный лама Халхасии, вы сами в скором времени сможете предстать пред светлейшие очи Банчин-богда и лично обсудить с ним вопросы, касающиеся судьбы верующих монголов.

— Благодарю бурхана за ваши речи, — взволнованным голосом промолвил Дамдин-Очир, не смевший и мечтать об этом.

И в самом деле через несколько дней Инокузи послал своего представителя передать Дамдин-Очиру приглашение пожаловать на прием к Банчин-богду. Дамдин-Очир надел тканные золотом одежды, какие надевал в особо торжественных случаях, положил за пазуху длинный голубой хадаг и завернутый в него подарок, которому не было цены. В роскошном лимузине его доставили к зданию разведывательного управления, где в своем кабинете его ждал господин Инокузи.

— Сегодня счастливейший день в вашей жизни, добродетельный лама. И не только в вашей жизни, но и в жизни всех послушников бурхана. Святой Банчин-богд соизволил принять вас, выделив для этого драгоценный час. Не это ли есть высшее проявление светлейшего уважения, оказываемого святым богдом халхасским ламам? Но перед тем как предстать пред светлые очи великого святого, воспользуйтесь моим советом. Знаю, что вы не пожалуете к нему с пустыми руками, однако подумайте хорошенько о подношении, которое вы собираетесь сделать Отцу религии. Нужно, чтобы оно было достойно его святого лика.

— Господин, позвольте называть вас братом и вас премного прошу считать меня старшим братом, готовым исполнить все ваши желания. Ваш совет уместен. Я не замедлю воспользоваться им. До смерти не забуду вашей добродетели, денно и нощно буду молитвами испрашивать у бурхана ниспослать вам доброго здоровья, богатства и всяческого благополучия. Вы предоставили мне счастливую возможность поклониться живому Отцу религии. Господи, да как же можно идти на поклон к нему с пустыми руками?! И в десятом колене рода не замолить будет сей грех тяжкий. Я положу к его стопам этот голубой хадаг — символ чистоты души моей и вот этот большой ембу из чистого золота, а затем, если буду удостоен его божеского благословения, поцелую следы его или хотя бы их тень.

При виде огромного золотого слитка в глазах Инокузи зарябило, а сердце запрыгало от радости.

— Правильно. Банчин-богд не нуждается в подношениях, его богатства неисчислимы. Но за благословение живого бурхана не жаль и такого подарка, — от сильного волнения почти прошептал японец.

«Каким же титулом наградить этого щедрого сановника? Ну, ладно, как решили, так и будет. Думаю, что не переборщим. Вообще, нам он как раз подходит: фанатично религиозен, щедр, доверчив, имеет отсталые взгляды и жажду власти — все, что нужно для хорошей марионетки. А бурят Дондог? Нет, это не то», — думал Инокузи в то время, как Дамдин-Очир томился предвкушением долгожданной встречи с живым богдом здесь, в Харбине.

Наконец торжественный час настал. Инокузи распорядился подать машину и, самолично отворив переднюю дверцу, усадил в мягкое сиденье Дамдин-Очира.

— Во дворец Банчин-богда, — отрывисто бросил японец, и машина понеслась.

Банчин-богд встретил монгольского ламу с величавым достоинством, оказав ему всяческие почести. Эта живая святыня в величественной позе восседала на высоком помосте под куполом желто-пурпурного полога.

— Добродетельный лама из Халха-Монголии! Не выпали ли вам на долю тяжелые испытания в пути и не иссякли ли ваши силы от дальней дороги? — завел Банчин-богд велеречивые речи.

Услышав голос живого бурхана, Дамдин-Очир упал на колени перед богдом, коснувшись щекой угла помоста. Банчин-богд положил свою руку ему на голову, благословляя.

— Всемогущий отче! Силою ваших молитв достиг я этих мест жив и невредим. Получив благословение вашей священной десницей, я чувствую себя очистившимся от всех грехов земных. Только теперь я почувствовал настоящее счастье переродиться по велению бурхана, вновь появившись на свет человеком, — молвил он.