Тайна старой леди - [63]

— Арианна, как вы тут? Неужели ваш ревнивый муж отпустил вас одну? Я благодарен, что вы не забыли меня и, оказавшись в Италии, вспомнили об Антонио. Сколько времени вы будете в Риме? Могу ли я пригласить вас к себе на виллу в пригороде, чтобы показать особо ценные картины из семейной коллекции?

Сейчас здесь мой наследник, племянник. Он фотохудожник, живет в Париже, а сейчас помогает мне каталогизировать собрание картин и документов. Вы застали меня чудом. Я собирался завтра уехать, поставив ему задачу. Арианна, все приличия будут соблюдены — на вилле проживает моя тетка, очень известная дама, ярая блюстительница нравов. Я умоляю вас, не отказывайте. И вам нужно увидеть Алессио — это сюрприз.

На меня разом вылилась лавина информации. Дама в парике восторженно тараторила, показывая прокуренные зубы, художник улыбался и жестикулировал. Это был совсем не тот лощеный аристократ с сухой, холодной улыбкой. Он и правда был искренне рад мне, это было видно.

Оставив сообщение нашей сопровождающей и собрав чемодан, я вышла вместе с ними из отеля. В конце концов, я сюда и ехала, чтобы увидеть его. Та встреча произвела на меня незабываемое впечатление. И, в отличие от «мужа», я не увидела тогда мужского интереса ко мне — только восхищение художника. Мне нестерпимо хотелось увидеть тот рисунок. Что он нашел во мне такого? Красивых женщин он видел немало — это понятно. Было что-то еще и это вызывало мое неуемное любопытство. А рисунок он так и не переслал нам тогда.

За рулем ожидающей нас машины находился пожилой мужчина. Дама что-то прощебетала и мы поехали. Мелькали городские пейзажи — старинные, угрюмые дома центра, потом начался пригород — малоэтажная застройка. Небольшие дома и особняки, окруженные садами и парковыми растениями. Машина выехала за город и свернула налево, чтобы опять вернуться к городу. Мы подъехали к этой самой вилле. Я взглядом недоучившегося архитектора оценила здание. Постройка была одноэтажной, но широко раскинулась на участке, усаженном разными деревьями и хорошо ухоженном. Стены дома были окрашены в кремовый цвет. Колонны при входе и лепной фриз под крышей и на фронтоне — белоснежные. Красивый дом.

Мы вышли из машины. Водитель взял мой чемодан. Дама, представившаяся Дарией, пригласила меня следовать за ней. Она оказалась внучкой российских эмигрантов. Они спасались от революции и прибыли во Францию, а потом и в Италию в двадцатые годы прошлого века. Антонио давно знал ее, она часто бывала в этом доме. А сейчас он нанял ее на все время моего пребывания здесь, и она исполняла еще и роль моей компаньонки.

Оставив вещи в комнате и осмотревшись, я опять прошла за ней. В большой гостиной нас уже ожидали Антонио, очень пожилая представительная дама и… молодой Мэл Гибсон.

Мама ж моя, это было, как …я просто не знаю — как удар под дых. У меня перехватило дыхание. Я потерянно таращилась на него, не в силах отвести взгляд, а он пересмеивался с Антонио.

Тут нужно сказать, что именно этот актер был единственным мужчиной в мире, перед которым я не смогла бы устоять ни за что и никогда, и безо всяких условий. Это был некогда мой и Лизкин идеал мужчины во плоти, он нравился нам безоговорочно. И как актер тоже, во всех его ролях — от молодого авантюриста в «Мэвэрике», до убитого горем отца в «Патриоте». Я уже видела, что стоящий передо мной мужчина выше, плотнее артиста, но сходство было колоссальным. Он, видимо, немало времени потратил на то, чтобы научиться копировать полную немыслимого обаяния улыбку Гибсона — озорную, немного печальную и неуверенную иногда. Его живую мимику, жесты. Это должно было беспроигрышно действовать на женщин, и он не мог не пользоваться этим своим сходством.

Я, в конце концов, ожила, заохала, даже потрогала зачем-то его рукав. Мужчины веселились… Потом нас пригласили к столу обедать. Это было приятное застолье, с легким вином и разговорами. Интересно, что Дария тоже принимала живое участие, успевая не только переводить. Я часто возвращалась взглядом к Алессио, а он специально для меня повторял что-то из ужимок героев Гибсона, вызывая наши улыбки. В общем, предсказуемая женская реакция. По идее, это должно было скоро попустить, поражаться этому сходству долго было невозможно, но вот любоваться лицом своего кумира мне никто не мог помешать.

Потом мне устроили экскурсию по залу, увешанному множеством картин, провели по коридорам и даже спальням. От меня требовалось только слушать, и я слушала. Нельзя сказать, что мне все нравилось, но порой истории, связанные с картинами или их приобретением, были увлекательнее самих сюжетов на полотнах. Я не заводила разговор о том рисунке, раз сам он не счел нужным ответить на ту просьбу моего «мужа». Но очень надеялась, что все-таки увижу его.

ГЛАВА 20

Рисунок показали мне неожиданным образом, когда мы сидели в холле, ожидая ужин. С бокалами аперитива в руках — чего-то невыносимо горького, приторно-сладкого и невкусного, мы сидели в креслах, когда тот водитель внес мольберт, укрытый тканью. Антонио встал с кресла и попросил внимания.

Ткань упала, открывая рисунок. Я замерла, вглядываясь в него. Это был, действительно — просто набросок. Маэстро немного, очевидно, добавил потом к тому, что успел нарисовать на выставке. И я, вглядываясь в женщину, изображенную на нем, начинала понимать, что во мне особенного, отличающего от других. Это было предсказуемо. Он увидел во мне, в моих движениях ту самую грацию, изысканность и пластику движений, присущие всем иномирцам. И подчеркнул ее, выставив напоказ.