Тайна сокровищ Заколдованного ущелья - [11]
– Сколько? – отрывисто и резко бросил тот.
– Да чего там… – отмахнулся чайханщик. Но крестьянин так же резко сунул ему деньги.
– Ну где ты машину увидел? – бормотал чайханщик, перебирая в уме все сказанное, чтобы сообразить, где он допустил ошибку, чем отпугнуть незнакомца. В голове у него вертелось: «Ясное дело, за такой подозрительностью что-нибудь да кроется! Неспроста он так осторожничает и всего боится…» Вслух же он, пытаясь исправить положение, сказал: – Давай-ка я лучше тебе еще чайку принесу, – и направился к стойке. Когда он подошел к самовару и оглянулся, человек был уже на дороге.
Чайханщик поглядел па купюру. Тут на шоссе показался грузовик, крестьянин выставил вперед руку, шофер затормозил. Когда чайханщик увидел, что человек сел в машину, он сунул деньги в карман. Он был уверен, что тот не вернется за сдачей. Знал он и то, что ему придется самому наведаться в Хосейнабад.
11
Подручный чайханщика теперь частенько замечал, как его хозяин по проселку, порой даже пешком, направляется в одну из деревушек, расположенных у подножия гор. Он строил различные догадки и предположения, которые перерастали в подозрения. Однажды в чайхану зашел повидать хозяина участковый жандарм в чине фельдфебеля. – А его опять нет, – объявил подручный. Жандарм был большим знатоком голосов. Чтобы установить чью-нибудь связь с преступным миром, ему не требовалось вникать в смысл сказанных слов – достаточно было одного звука голоса. Но подручный чайханщика, который недолюбливал жандарма и боялся его, и не пытался скрыть истину за притворными речами, напротив, он изо всех сил выставлял напоказ нечто подлежащее сокрытию.
Жандарм по голосу понял: тут что-то не так, ясно было, что его внимание стараются привлечь намеренно.
– Ладно, давай, – бросил он.
– Чего это? – попытался подручный разыграть наивность.
– Я тебя насквозь вижу, проклятый. Душа с тебя вон, живей выкладывай! – сказал жандарм. – Ты что, оглох? Или язык проглотил?
Подручный опустил глаза и поведал жандарму о еженедельных отлучках хозяина, а также высказал мнение, что тот связался с наркотиками.
Теперь они сидели в садике за чайханой, под лучами заходящего осеннего солнца; фельдфебель пил чай. Подручный молчал как убитый, но взирал на фельдфебеля с ожиданием и надеждой. Жандарм, вдосталь истомив его молчанием, опять закинул удочку:
– Полаялись, что ли, с хозяином?
– Когда нам лаяться? Тут работа за глотку держит.
– Ну-ка давай говори правду! – приказал жандарм. – Выкладывай все, что тебе известно про хозяина.
– А чего мне врать? Мне напраслину возводить ни к чему, я за свои слова поручиться могу… Сроду он в те края не заглядывал, а в последнее время повадился ходить. Либо терьяк там, либо героин, да!… Зачем ему туда соваться, ежели не так?
Жандарм попытался последовательно рассмотреть различные аспекты идеи подручного. Усмехаясь, он спросил:
– Ты сам-то видел? Небось не видал ничего.
– Нет, не видал, а чего видеть-то? И так все ясно.
– Ты твердо уверен? – опять спросил жандарм.
Не выказывая и тени сомнения, подручный тотчас ответил:
– А ты, значит, не уверен? Ясное дело, ежели ты желаешь сегодня мне рот заткнуть, отделаться от меня, а завтра объявить, что ты, мол, сам его разоблачил, – чтобы мне награды законной не досталось, – что ж, я человек маленький, я на все согласный. Я ведь чего хотел – тебе услужить.
– Ишь какой гусь нашелся! – воскликнул жандарм. – Услужить он хотел… Да ты ради того человека выдаешь, чтоб чайханой его завладеть. Услужить!…
– Ну, если так получится, не одному же мне ею владеть, – проговорил подручный, вложив в голос всю скромность и дружелюбие, все раболепие и смирение, на какие только был способен. Жандарм пристально смотрел в глаза дичи, которая вознамерилась стать охотником.
12
Со злорадной усмешкой жандарм сверлил взглядом молодого человека и пренебрежительно втолковывал ему:
– Ты тоже государственный служащий!
– Нет, я солдат, я учитель, но этого я делать не стану! – горячился тот.
– Погоди, милок, не торопись, – остановил его жандарм. – Ты мне ответь: контрабанда терьяка, торговля героином – это хорошее дело?
– Донос есть донос, – упрямо возразил учитель, – я этим не занимаюсь.
И он зашагал к ребятам, которые носились по спортплощадке у края поля. Жандарм двинулся следом. Тропинка шла по узкой насыпи вдоль кладбища, так что всю дорогу их сопровождали крики играющих в футбол, сливающиеся с заупокойными молитвами. Жандарм говорил на ходу:
– Вот тебе на! Что это за государственный служащий, который отказывается помочь другому слуге государства? Да еще в таком деле, которое на благо людям… При чем тут донос? Подручный чайханщика говорит, что тот контрабандой занимается. Это хорошо, по-твоему? Правда это или нет? Если правда, он поступает плохо, приносит вред, сбивая с толку людей. Твой долг, долг каждого честного человека – воспрепятствовать этому. Вот я тебе и говорю: ты обязан перед Богом, перед собой, перед своей родиной.
Тут он широко развел руками, дабы продемонстрировать беспредельность этой родины, и на минуту умолк, чтобы его назидательные речи оказали большее действие. Но тишину нарушил раздавшийся с озаренного золотым светом кладбища за его спиной горестный вопль: «В каком же из благодеяний Господа вашего вы усомнитесь?!» Жандарм завел все сначала:
В предлагаемый читателям сборник одного из крупнейших иранских писателей Эбрахима Голестана вошло лучшее из написанного им за более чем тридцатилетнюю творческую деятельность. Заурядные, на первый взгляд, житейские ситуации в рассказах и небольших повестях под пером внимательного исследователя обретают психологическую достоверность и вырастают до уровня серьезных социальных обобщений.
В предлагаемый читателям сборник одного из крупнейших иранских писателей Эбрахима Голестана вошло лучшее из написанного им за более чем тридцатилетнюю творческую деятельность. Заурядные, на первый взгляд, житейские ситуации в рассказах и небольших повестях под пером внимательного исследователя обретают психологическую достоверность и вырастают до уровня серьезных социальных обобщений.
В предлагаемый читателям сборник одного из крупнейших иранских писателей Эбрахима Голестана вошло лучшее из написанного им за более чем тридцатилетнюю творческую деятельность. Заурядные, на первый взгляд, житейские ситуации в рассказах и небольших повестях под пером внимательного исследователя обретают психологическую достоверность и вырастают до уровня серьезных социальных обобщений.
В предлагаемый читателям сборник одного из крупнейших иранских писателей Эбрахима Голестана вошло лучшее из написанного им за более чем тридцатилетнюю творческую деятельность. Заурядные, на первый взгляд, житейские ситуации в рассказах и небольших повестях под пером внимательного исследователя обретают психологическую достоверность и вырастают до уровня серьезных социальных обобщений.
В предлагаемый читателям сборник одного из крупнейших иранских писателей Эбрахима Голестана вошло лучшее из написанного им за более чем тридцатилетнюю творческую деятельность. Заурядные, на первый взгляд, житейские ситуации в рассказах и небольших повестях под пером внимательного исследователя обретают психологическую достоверность и вырастают до уровня серьезных социальных обобщений.
В предлагаемый читателям сборник одного из крупнейших иранских писателей Эбрахима Голестана вошло лучшее из написанного им за более чем тридцатилетнюю творческую деятельность. Заурядные, на первый взгляд, житейские ситуации в рассказах и небольших повестях под пером внимательного исследователя обретают психологическую достоверность и вырастают до уровня серьезных социальных обобщений.
Начальник «детской комнаты милиции» разрешает девочке-подростку из неблагополучной семьи пожить в его пустующем загородном доме. Но желание помочь оборачивается трагедией. Подозрение падает на владельца дома, и он вынужден самостоятельно искать настоящего преступника, чтобы доказать свою невиновность.
Не люблю расставаться. Я придумываю людей, города, миры, и они становятся родными, не хочется покидать их, ставить последнюю точку. Пристально всматриваюсь в своих героев, в тот мир, где они живут, выстраиваю сюжет. Будто сами собою, находятся нужные слова. История оживает, и ей уже тесно на одной-двух страницах, в жёстких рамках короткого рассказа. Так появляются другие, долгие сказки. Сказки, которые я пишу для себя и, может быть, для тебя…
Дамы и господа, добро пожаловать на наше шоу! Для вас выступает лучший танцевально-акробатический коллектив Нью-Йорка! Сегодня в программе вечера вы увидите… Будни современных цирковых артистов. Непростой поиск собственного жизненного пути вопреки семейным традициям. Настоящего ангела, парящего под куполом без страховки. И пронзительную историю любви на парапетах нью-йоркских крыш.
Многие задаются вопросом: ради чего они живут? Хотят найти своё место в жизни. Главный герой книги тоже размышляет над этим, но не принимает никаких действий, чтобы хоть как-то сдвинуться в сторону своего счастья. Пока не встречает человека, который не стесняется говорить и делать то, что у него на душе. Человека, который ищет себя настоящего. Пойдёт ли герой за своим новым другом в мире, заполненном ненужными вещами, бесполезными занятиями и бессмысленной работой?
Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.