Тайна смерти Петра III - [121]

.

Мы расстаемся с нашей героиней в один из самых трагических и в то же время триумфальных моментов ее жизни. Она стала собой. Сделала первый шаг к реализации своего персонального мифа – Премудрой Матери Отечества, великой преобразовательницы, философа на троне. Куколка лопнула, бабочка вылетела на свет. Отныне счастье и успех будут сопутствовать ей непрерывно. И за это она заплатит исключительно высокую цену.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ. БЕСПОКОЙНЫЙ ДУХ

Мы постарались показать, что короткое царствование Петра III – вовсе не досадное недоразумение в русской истории. Оно продемонстрировало необходимость новой волны европеизационных реформ и дало понять власть предержащим, как их не надо проводить. Впереди лежало почти четыре десятилетия долгого, стабильного правления, когда многое удалось сделать.

Стал ли несчастный Петр Федорович жертвой своих поспешных начинаний? Трудного характера? Психического расстройства? Всего понемногу. Его гибель в результате переворота – роковая и, к сожалению, неизбежная развязка. Однако, говоря об этом государе, следует избавиться от одного несправедливого мнения.

Из историографии часто создается впечатление, будто наследник Елизаветы Петровны стоял особняком в ряду русских монархов. Был им совершенно чужд. Перефразируя слова Александра Дюма о Людовике XIII: «Ничего от Генриха IV, ничего от Франции» – можно сказать: «Ничего от Петра Великого, ничего от России». Но это неправда.

Ведь у Петра I были не только высокие, но и низкие качества, шокировавшие окружающих. Шутовство, стремление издеваться, передразнивать, эскапада, так ярко проявившиеся во «Всешутейшем и всепьянейшем соборе». Не был Петр Великий и прирожденным храбрецом, достаточно вспомнить, как в ночь стрелецкого бунта 1689 г. молодой царь в одном исподнем ускакал в Троице-Сергиев монастырь, бросив в Преображенском мать и жену.

Но в отличие от внука, Петр I сумел перешагнуть через юношеский страх. Недаром 28 июня 1762 г. фельдмаршал Миних советовал императору лично явиться перед восставшей гвардией, как делал его дед, одно присутствие которого не раз прекращало брожения в войсках. Победа над собственным страхом – это ли не настоящая смелость? Но Петру Федоровичу не суждено было с честью преодолеть испытание – в роковой день он колебался и пасовал перед опасностью. Много позже его внук, великий князь Николай Павлович, составляя ученическое эссе о Французской революции, напишет, что Людовик XVI не исполнил долга перед подданными, так как «не покусился защитить свою власть». О Петре III можно было сказать то же самое. Император «не покусился» защитить даже самого себя. Почему целая страна должна была рассчитывать на его защиту?

Все это не исключает семейного сходства. Не принято замечать, но Елизавета Петровна и ее племянник во многом напоминали друг друга. Оба нервные, легко возбудимые, упрямые, предававшие огромное значение мелочам, за которыми терялось целое. Недаром Екатерина писала, что тетка и муж готовы были прицепиться к каждому слову. Наша героиня отметила и другое: любовь Петра не сидеть на месте, а беспрестанно ходить большими шагами по комнате, отчего во время разговора за ним трудно было поспевать. Эту черту приписывали желудочным коликам. Но тем же свойством обладала и Елизавета: «Во время богослужения она обыкновенно не подолгу стояла на одном и том же месте, а переходила по церкви с одного места на другое»⁶⁶⁶.

Пристальное внимание великого князя к малейшим деталям военной формы, так ярко проявившееся впоследствии у Павла I и его сыновей, имело аналог в жестком диктате, который Елизавета установила на дамскую моду. Стремление выговаривать тому или иному придворному за его одежду, срезать ленточки и локоны у фрейлин было сродни придиркам к ремешкам, пуговицам, темлякам и офицерским тростям во фрунте. Так находило выход копившееся у монарха раздражение. Страсть распекать – отличительная черта Елизаветы, Петра Федоровича, затем Павла I, Константина и Михаила Павловичей и отчасти Николая I, которых боялись, как огня.

Эта особенность не свидетельствует в пользу психической уравновешенности. О сходстве характеров Петра III и Павла I сказано немало. В нарочитой живости отца, а затем сына было нечто болезненное, передавшееся и внукам. Наставник великих князей Александра и Константина, Цезарь Лагарп, писал о последнем: «Редко можно встретить молодых людей до такой степени живых… ни одной минуты покойной, всегда в движении; не замечая, куда идет и где ставит ногу, он непременно выпрыгнул бы из окошка, если бы за ним не следили»⁶⁶⁷. Не таков ли был и Петр?

Лагарп подмечал и другое сходство – «счастливые задатки», возбуждавшие у окружающих «блестящие надежды», при отсутствии умения «сосредотачивать внимание на известном предмете» и невозможность «побороть упрямство». Но вспомним, Елизавета Петровна при глубоком уме, отмеченном у нее Екатериной II, тоже не могла долго сосредотачиваться на чем-то и скучала государственными делами. Ее нервозность проявлялась в перескакивании с одной мелочи на другую.

Даже самые недоброжелательные наблюдатели признавали за Петром III остроумие. Весьма остроумен и просто умен был его сын, Павел I, в котором, так же как и в отце, а еще раньше в Петре Великом, подмечали «сумасшедшинку». Большим острословом называли великого князя Михаила Павловича. Завидуя успеху брата, Николай Павлович в юности тоже пробовал шутить, но это выходило у него грубо и неудачно. Лучше всего у царевича, как и у деда, получалось передразнить. Однако Николай вскоре заметил, что его насмешки задевают окружающих, над чем Петр III никогда даже не задумывался. Усилием воли великий князь заставил себя отказаться от привычки обидно острить. Он вообще сознательно выкорчевывал в себе дедовские черты – упрямство, лень, своеволие – полагая их собственными дурными качествами. Суровые наставники вроде генерала Ламсдорфа не сумели сломить подопечного, но тот сломил себя сам. Позднее Николай написал жене, что «много страдал» из-за необходимости менять характер ввиду будущей короны. Именно этого Петр Федорович сделать не захотел.