Тайна сейфа - [2]

1914 год, принесший столько неприятностей, а впослед-ствни бывший причиной преждевременной кончины Карла Корна, осложнил до крайности жизнь его сына. Все последующие годы, вплоть до перемирия 1918 года, он употребил на различные способы уклонения от фронта, и это отнимало достаточное количество времени. Когда же Густав Корн был переведен на мирное положение, он с точностью установил отсутствие аккредитивов на его имя в

Северо-экспортном коммерческом банке и присутствие весьма незначительных кредитов вообще. Имея некоторые сведения в египтологии и не имея никакой другой профессии, он с унаследованной от отца энергией, располагая самыми скромными суммами, оставленными ему родителями, вернулся к египтологии. Известное количество времени он провел Египте, что дало ему возможность опубликовать первый труд «Барельефы с изображением богини Таэрт», не отмеченный его коллегами. Однако его второй труд «Сверхъестественные методы в египтологии» вызвал хотя краткий, но довольно знаменательный отзыв академика и его знаменитого современника Генриха Ренера:

«За сорок пять лет моей работы я в первый раз ветре-чаю подобное невежество и нелепое прожектерство у человека, посвятившего себя чистой науке».

НЕ ВОСЕМЬ, А ДЕВЯТЬ

Густав Корн жил в Берлине и жил плохо. Шведские коллеги присылали ему некоторую сумму, которая давала ему возможность есть мясо по воскресеньям, а остальные дни — овсяный кисель, маргарин, хлеб. Однако у Густава Корна был текущий счет в Коммерческом североэкспортном банке, который три года назад показывал пять тысяч долларов. В настоящее время он показывает сто семьдесят один доллар, но зато Густав Корн обладает униками и восемью рукописями, всего тысяча сто тридцать страниц, касающихся заупокойного культа египтян. Густав Корн ест два раза в день — в девять часов утра и в девять вечера. Сравнительно длинная прогулка слегка возбудила его аппетит, но так как сейчас пять часов, то сравнительно молодой ученый должен отвлечь свое внимание от желудка или, вернее, отвлечь внимание желудка от овсянки, которая должна быть съедена в девять часов и не ранее. Египтолог открывает сафьяновый портфель, вынимает пачку рукописей и, приученный к аккуратности, пересчитывает их. Очевидно, голод действует на трудоспособность египтолога. Рукописей оказывается не восемь, а девять. Он пересчитывает их дважды, зажигает свет и старается сосредоточиться. Затем снова считает. Их девять. Между тем, ему слишком хорошо известна каждая тетрадь и каждая из тысячи ста тридцати страниц, написанных его четким и острым почерком. Он перебирает рукопись за рукописью и обнаруживает листы синеватой тонкой бумаги, исписанной незнакомым почерком и незнакомыми чернилами, какими никогда не писал Густав Корн. Это происшествие заставляет его оставить письменный стол и десять минут вспоминать единственное стихотворение, которому его научили в детстве. Когда мысль как будто отвлечена от странного обстоятельства и девятой незнакомой рукописи, он снова перебирает свои бумаги и опять видит те же листы просвечивающей бумаги, исписанной незнакомым почерком.

Это рукопись на французском языке. Как она попала в портфель египтолога? Как часовая стрелка, мысль переводится на час назад и восстанавливает все обстоятельства и события, случившиеся раньше. Густав Кори полагает, что рукопись забыта в сейфе его прежним владельцем и случайно оказалась между восемью рукописями ученого труда об Египте.

Доставить ее в банк поздно — пять часов, два дня рождества она останется у Густава Корна. Он обнаруживает некоторое любопытство и пробегает начальные строки. Первое впечатление — повесть или роман. Однако, в тексте он находит письмо, телеграмму и газетную вырезку. И все-таки он думает, что это роман и что прежний хозяин сейфа — писатель. Так как литературное произведение считается достоянием читателя и так как Корн слишком взволнован, чтобы заниматься заупокойным культом, он придвигает кресло к столу и довольно легко разбирает набреж-ный почерк рукописи.

Человек с девятью фамилиями.

1……..Я в Варшаве. Отель «Бристоль», населенный иностранцами. Дюжина контрразведок различных посольств, не считая правительственной. Низкая валюта, но надежная полиция и тюремная стража. Европа третьего сорта. Я — швед Олаф Ганзен — финансовый инспектор султаната Сезам. Один уличный журнальчик поместил мой портрет. Однако, за мной следят.

2…….. Грубая слежка, с которой не совладаешь. Наемный кретин шаг в шаг по следам. Тихими короткими свистками передают с квартала на квартал. И все же я не уеду. Дело в пятидесяти тысячах долларов.

3……..Раздражающая толпа. Офицеры отдают честь, как манекены, и подражают французам, которые держат себя плантаторами в колонии. Вульгарный снобизм. Усы маршала, портреты президента. Через два дня моя игра.

Письмо, приколотое булавкой.

Олафу Ганзену. Отель «Бристоль».

Краковское предместье.

Я не хочу называть Вас так, как написано на конверте. Двадцать четыре года назад я называла вас Генрих. Что бы вы ни делали с собой, и что бы ни говорили о вас — вы Генрих фон Валь. Я увидела ваш портрет в бульварном журнале. Чужое, лживое имя, но это ваши глаза и губы, это вы, как бы вы ни старели.