Тайна русского путешественника - [72]

— Я слыхал, что этот господин более заигрывает с Бисмарком, нежели служит России? — с тонкой кривой усмешкой спросил Дизраэли.

— О да. По нашим сведениям, он хоть человек и неглупый, но ничем не выдающийся, к тому же не имеет ни связей, ни состояния и до ужаса боится царя. Сам же Горчаков слишком стар и болен, чтобы, как прежде, принимать активное участие в делах, — с охотой пояснил секретарь.

— Что ж, уходит время великих людей, — с грустью отметил Дизраэли, — скоро и я, очевидно, сойду со сцены. Годы и здоровье вряд ли позволят мне надолго задержаться на вершине. А как долго было восхождение, сколь много сил и энергии отняло карабканье по «смазанному жиром столбу» на вершину власти! И сколь упоительны были пережитые мною баталии за славу и могущество империи! — Премьер-министр печально свесил голову, увенчанную седыми кудрями, на грудь. — Надеюсь, потомки с благодарностью вспомнят о моих трудах. А что касается России, то теперь, после Берлинской конференции и Сан-Стефанского мира, да еще и с уходом от дел Горчакова, надеюсь, она еще долго не доставит нам хлопот в Европе. Единственная точка, в которой она может угрожать нам, — это Центральная Азия. А потому я хочу знать: как далеко продвинулся этот неугомонный господин Пржевальский? Это невероятный человек! На его месте любой другой давно бы уже повернул назад или сгинул в каком-нибудь ущелье. Ведь, сколь мне известно, никакой поддержки местных властей он не получает? Даже проводников ему не удается достать?

— Совершенно верно. Наши люди, и в особенности капитан Адамс, делают все возможное, чтобы задержать его. Но этот Пржевальский совершенно непредсказуем! До нас дошли сведения, что, не имея проводников, он сам прокладывает себе дальнейший путь с помощью разведотрядов. И несколько раз брал в плен и принуждал к сотрудничеству мелких монгольских князей.

— Гм. Приходится лишь сожалеть, что столь выдающаяся личность состоит не на службе ее величества, — вздохнул Дизраэли. — Как противник он крайне неудобен. Остановите его, Кори. Любой ценой. Русских не должно быть в Тибете, хватит нам и того, что они грозят подвести свои войска к Афганистану! Как бы мы ни относились к русскому царю, прямого столкновения наших империй допустить нельзя.

— Господин премьер-министр, по поводу Афганистана… — смущенно проговорил Кори. — Ситуация там крайне тревожна. Нашим войскам не удается преодолеть сопротивление повстанцев, если положение не изменится, британские силы покинут страну…

— Что ж, Кори, это будет означать нашу с вами отставку, — кисло улыбнулся Дизраэли.

Цайдам. Сентябрь 1879 г.

«…Через день после нашего прибытия на р. Балгын-гол сюда приехал с противоположной стороны оз. Курлык-нор местный князь бэйсе (т. е. князь пятой степени), почему-то не пожелавший, чтобы мы сами пришли на его стойбище. В одной версте от нашего бивуака была поставлена юрта, в которой приехавший князь переоделся в свое парадное одеяние и тотчас явился к нам со свитою человек в десять. Сам бэйсе — молодой мужчина лет тридцати, немытый и грязный. Помимо парадного красного одеяния, он надел на себя, вероятно желая хвастнуть перед нами, множество различных побрякушек, в особенности серебряных колец на руки, которые тем не менее были грязнее самого грязного сапога. Свита князя выглядела также под стать своему повелителю.

После обычных приветствий и расспросов о благополучии пути разговор перешел на самые интересные для нас предметы: проводников, верблюдов, баранов и т. п. Все это необходимо было нам добыть для дальнейшего пути в Тибет. Но, к крайнему нашему удивлению и огорчению, курлыкский бэйсе, вероятно уже получивший должные внушения от китайцев, сразу начал отказывать нам во всем, отговариваясь то своею неопытностью, то трудными для скотоводства годами, то, наконец, неимением в курлыкском хошуне людей, знающих дорогу в Тибет. Пришлось пока выжидать и предложить князю подумать, как бы устроить нас на дальнейший путь. С тем бэйсе и уехал в свою юрту.

Немного погодя я сам отправился к нему отдать визит и возобновить переговоры. Князь вышел навстречу и ввел меня в свое временное обиталище. Это была грязная дырявая юрта, против лазейки в которую лежал на земле красный войлок; на нем я уселся вместе с бэйсе. Перед нами тотчас поставили чашки с чаем и дзамбою; сбоку же князя положили баранью требушину, наполненную маслом. Из столь прелестного сосуда князь доставал своими грязнейшими пальцами масло и клал его в чай как себе, так и своим приближенным. Предложено было и мне подобное угощение, но я от него отказался.

Затем опять возобновлен был разговор о нашем дальнейшем следовании в Тибет; опять начались со стороны князя и его приближенных рассказы о трудности дороги, неимении проводников, верблюдов и т. д. Чтобы сразу покончить эту вздорную болтовню, я велел своему толмачу монгольского языка и главному дипломату при всех сношениях с монголами, уряднику Иринчинову, передать князю, что уже не в первый раз путешествую в этих местах, знаю хорошо, что в Тибет из Цайдама постоянно ходят монголы и что, опираясь на свой пекинский паспорт, я не только прошу, но даже требую от бэйсе, конечно, не даром, снабдить нас проводником и всем необходимым на дальнейший путь. Срок такого ультиматума был назначен до завтра. В противном случае я грозил князю, во-первых, жаловаться на него в Пекин (конечно, бесполезно), а во-вторых, отнять силою необходимое нам продовольствие, если его не продадут по доброй воле. С тем я и уехал от бэйсе. Иринчинов же на несколько времени остался у князя и еще более напугал его относительно возможности завтрашней экзекуции.