Тайна Пернатого Змея - [17]

Откуда же взялось столь необычное название — «Пернатый Змей»? Сеньор Вальдивиа объяснил мне, что так именно звалось древнее индейское божество Кецалькоатль и что матросы были счастливы плыть на борту корабля, носившего это имя. Кому пришла мысль так назвать бригантину? Трудно ответить, учитывая почтенный возраст утлого суденышка.

— Не беспокойтесь, ами́го![7] — весело воскликнул старший помощник капитана. — «Пернатый Змей» охраняет нас. Корабль хоть и стар, но весьма вынослив. Для перевозки фруктов лучшего не сыскать.

Эти слова он произнес подмигивая, и они живо напомнили мне о невидимых ящиках, которые нам предстояло разгружать. Ящики с пресловутыми «фруктами» стояли в трюме, под охраной засовов и замков. И проверить их содержимое было невозможно.

Я останавливаюсь на этих подробностях, чтобы показать, в какой обстановке мы пребывали в первые дни плавания. Казалось, никто нами особенно не интересовался, кроме помощника капитана. Питание нельзя было назвать очень хорошим, но жаловаться было грешно: солонина, рис, лимоны и апельсины. Дел пока у нас было немного. Все было впереди… Сеньор Вальдивиа объяснил нам, что выгрузка ящиков, скрытых в трюмах, — работа не из легких и что нас наняли специально для этого. Трудная и, по-видимому, небезопасная работа. Эта мысль пришла мне к концу второго дня плавания, когда «Пернатый Змей» вдруг резко изменил свой курс.

Ориентируясь по солнцу, я понял, что мы собираемся пересечь Мексиканский залив, следуя по маршруту Тампико — Новый Орлеан. Это открытие заинтриговало меня. Идя таким курсом, мы могли причалить лишь к берегам Соединенных Штатов, за пределами Рио Гра́нде дель По́рте, лежащего на границе с Мексикой. Собираемся ли мы продолжить плавание и направиться во Флориду? По-видимому, нет. Я подумал, что какие-то неизвестные нам пока причины гонят нас далеко в открытое море. Позднее мы, наверно, возьмем курс на запад, к мексиканскому берегу.

Затем направление изменилось еще раз. Мне казалось, что мы идем в обратном направлении, к Тампико или Веракрус. Это еще куда ни шло, хотя и напрашивался вопрос: а к чему все эти прогулки взад-вперед?

Утром я увидел на палубе капитана. На сей раз в руках у него была не бутылка виски, как обычно, не стакан, наполненный мутноватой пулькой, а подзорная труба. Он внимательно изучал горизонт. Все было спокойно вокруг — и небо и море. Вальдивиа подошел к капитану, и они вполголоса о чем-то заговорили. Помощник капитана тоже взял трубу и стал вглядываться в пустынную морскую даль.

Теперь мне стало ясно, почему «Пернатый Змей» еще раз изменил свое направление. Он шел к открытым просторам Антильского моря. Значит, это было не каботажное плавание[8], а трудный рейс, который должен был увести нас из Мексиканского залива. Но куда? Перед нами открывались два пути. Один к Юкатанскому каналу — он привел бы нас на восток Кубы или к Ямайке, другой — через Флоридский канал. Тогда, обогнув Тропик Рака, мы очутились бы на Багамских островах…

Назавтра — новые наблюдения. Курс корабля оставался неизменным. Я понял: либо за нами гнались и мы искали способа уйти от своих преследователей, либо мы сами обнаружили нежелательных свидетелей и хотим замести следы.

Мои предположения подтвердились: корабль вновь изменил курс. Неторопливо и спокойно приближался он к северу Юкатана. Теперь можно было уже смело утверждать, что «Пернатый Змей» шел не прямым и точным курсом, а достигал пункта своего назначения, умело петляя и кружа, сбивая с толку нескромных наблюдателей.

На шестой день плавания благосклонная улыбка сеньора Вальдивиа и ром, поднесенный всему экипажу, как нельзя лучше возвестили о завершении нашего замысловатого и безрассудного рейса.

Погода казалась мне великолепной, было жарко. Но в полдень какая-то тяжесть, словно предвестник беды, нависла над морем. В яркой синеве неба ни облачка. Ослепительно искрилась морская гладь.

Я увидел, что Свенд Бёрнсон вышел из своей каюты и, приблизившись к борту, стал всматриваться в разгоряченное солнцем морское пространство. Затем он прорычал имя Вальдивиа, и тот немедленно появился — в такую минуту он не смел предаваться послеобеденному отдыху на палубе. Когда Бёрнсон указал ему на мачты, Вальдивиа свистнул, вызывая экипаж наверх, и матросы стали убирать паруса. Мы тоже изо всех сил старались помочь.

Внезапно с непостижимой быстротой небо затянулось тучами. Поднялся ветер. Он несся над морем, срывая нескончаемые гребни пены. Жара становилась невыносимой. Бёрнсон не думал возвращаться в каюту. Он стоял впереди у борта и наблюдал в подзорную трубу за морем и небом. На сей раз — я был в этом убежден — он следил не за преследователями, а за быстро надвигавшейся бурей.

«Пернатый Змей» с неожиданной легкостью устремился прямо наперерез яростно бушевавшим волнам. Канаты больно впивались мне в пальцы, паруса хлестали меня, а я восхищался удивительным зрелищем — парусником, гонимым ветром в открытом море. Небо становилось все мрачнее. Миг, когда я наслаждался стихией, чуть было не стал для меня последним. Я заметил, что лицо Вальдивиа, который стоял рядом, приняло восковой оттенок. Ему было страшно, но, стараясь выдавить из себя улыбку, он крикнул мне: