Тайна Оболенского университета - [63]

– Сегодня Филиппенко сказала, что у нас в Оболенке преподавал Стэнли Кубрик.

– Да, верно, – ответил папа. – Его очень уважали. Он удивительно быстро влился в коллектив, даже несмотря на свою нелюдимость. Жаль, что он так и не стал одним из нас.

– А почему он ушел?

– Всякое случается, – отец немного замялся. – Кубрик решил вернуться к работе в кино.

– Но ведь он не бросал кинематограф, пока был в Оболенке, – возразила я.

– Да, но времени на это у него не хватало. К чему ты все это спрашиваешь? – нахмурился отец.

– Просто любопытно, – пожала плечами я, насаживая на вилку кусочек мяса. – У нас сегодня вся лекция была посвящена ему. Только странно, что его последнюю работу мы не обсуждали. Филиппенко заявила, что она слабая.

– У многих деятелей искусства есть спорные работы.

– Согласна, но нашу киноведку больше всего насторожила тема тайного общества.

– А мне не нравится там излишняя эротика, – поморщившись, сказал отец.

– А вообще быть преподавателем Оболенского – это мечта, – задумчиво протянула я.

– У каждого свои мечты, – улыбнулся папа, – ты вот, например, мечтаешь о научной работе.

– Это было моим очевидным будущим, а не мечтой.

– Было? – переспросил отец.

– Я не говорила тебе, но мне предложили преподавать в Оболенке со следующего года. Серов просил пока не рассказывать никому об этом… даже тебе.

– Мне ты можешь рассказывать все, – ласково проговорил отец, но напряженное лицо и сведенные к переносице брови выдавали его беспокойство. – Ты действительно хочешь войти в штат Оболенского?

– Ректор дал время подумать.

– Милая, не уверен, что это твое, и уж тем более не то, что тебе нужно.

– Почему?

– Просто поверь мне. Я устрою тебя в научном институте, – безапелляционно заявил отец. Я хотела спросить, с чего у него такое мнение насчет преподавания, но в кармане завибрировал телефон, высвечивая на дисплее неизвестный номер.

– Я отвечу? Это, наверное, насчет платья к балу.

– Конечно, дорогая, – папа поднялся из-за стола и направился в гостиную. Как только он вышел, я приняла вызов:

– Алло.

– Это Лера? – раздался женский с хрипотцой голос, который я не сразу узнала.

– Да. А кто спрашивает?

– Зинаида Никитична. Соседка твоего дружка, который тебя бросил. Помнишь, ты давала мне свой номер.

Я не сразу сообразила, о ком идет речь, но потом поняла:

– Леша Фомин?

– Да. Твой дружок вернулся.

21. Буран

Упорство, безрассудство, отчаяние, смелость… Не знаю, что двигало мною в тот момент, когда я решилась сбежать из Оболенки и отправиться к Фомину. Нельзя было терять ни минуты, но только как добраться до Москвы, да еще не привлекая ненужного внимания? Единственным выходом было попросить помощи папы, правда, для этого пришлось солгать.

С грустным лицом я пришла к нему в гостиную и сказала, что мне звонила портниха насчет платья. Ткань, которую мы выбрали, сняли с производства, аналогичной нет, и мне нужно либо поменять фасон, либо выбрать другой материал. До бала осталось так мало времени, что ждать до выходных я не могла, нужно было срочно ехать в Москву, и если бы папочка дал свою машину и отпросил на завтра с занятий… Конечно, принципиальный профессор Ланской не хотел, чтобы его дочь пропускала лекции. Папа колебался, пока я не стала слезно его упрашивать.

– Хорошо, Лер. Уломала. Только надо заправить машину. Бак почти пуст, – сдался отец и пошел к тумбочке за ключами, – дам тебе ключи от маминой квартиры. Остановишься там, а я скажу преподавателям, что ты поехала насчет переоформления.

После маминой смерти, ее наследником, как ни странно, становился папа. Никто не знал, почему она оставила все бывшему мужу, а не дочери, но меня это мало волновало. С папой мы договорились, что по окончании Университета переоформим квартиру на меня, но пока не начинали заниматься всей бумажной волокитой.

– Спасибо, папочка! Ты у меня самый лучший, – я подбежала к отцу, обняла его и чмокнула в щеку.

– Лерочка, ты же самое дорогое, что у меня есть, – расплылся в улыбке отец.

– А ты у меня. Очень тебя люблю, – и я крепче обняла его.

– Так, ладно. Тебе надо собираться, – посерьезнел папа. – Не хочу, чтобы ты приехала в город поздно вечером.

– Ты прав, буду собираться, – вздохнула я и нехотя отпустила папу.

– Тебе нужны деньги?

– Нет, папочка, у меня все есть.

– Ты у меня такая самостоятельная, – с гордостью сказал отец и, вздохнув, отвернулся. – Наташа бы тобой гордилась.

– Спасибо, – прошептала я, а в груди больно защемило. За столько лет я так и не смирилась с тем, что мамы больше нет. Ее смерть была так несправедлива, так преждевременна… Как и любой девушке, мне чертовски не хватало ее советов, тепла, любви… Я скучала, хотя старалась этого не показывать.

– Тебе ее не хватает… – заключил папа надломленным голосом.

– Очень, – призналась я.

– Если бы я мог… – прикрыв глаза, сказал отец. – Если бы я мог все исправить.

– Исправить это могла только судьба, – горько усмехнулась я. – Но мне очень жаль, что вы не были вместе.

– Все очень сложно. Но я любил твою маму.

– Она тебя тоже, поэтому и не понимаю, почему вы разошлись.

– Ей было тяжело тут, в Оболенке, а для меня Университет стал частью жизни, – честно признался отец, а мне стало дико обидно от его слов. Словно он выбрал работу, а не семью. Для каждого ребенка чертовски больно сознавать, что для родителей есть что-то важнее него.