Тайна Оболенского университета - [189]

– Я написал заявление, так что уже завтра вам назначат другого преподавателя.

– Ты написал заявление из-за меня?! – ошарашенно вопросила я, не веря, что настолько ему неприятна.

– Именно. Я не хочу с тобой пересекаться. Не хочу тебя видеть. Не хочу ничего о тебе знать, – разделяя каждое предложение, с деланным спокойствием проговорил Индюк. Но от моего взгляда не ускользнуло, как сильно он сжимал в руке карандаш. Смирнов злился или нервничал? Я пожелала карандашу сломаться и засадить в руку огроменную занозу. В тот момент я ненавидела Диму всем сердцем.

– Что ж, в таком случае, я удовлетворю твое желание, – холодно сказала я, хотя внутри полыхал пожар.

Я развернулась и быстро пошла к двери, чтобы не успеть разрыдаться при чертовом Индюке и уже в прихожей мельком взглянула на шкаф. Его дверца была предательски открыта, выдавая тайну хозяина. Догадка промелькнула быстрее искры, и я снова, но уже другими глазами посмотрела на Смирнова.

– Проводи меня!

– Что?! Ланская, дверь за тобой, – поморщился, как от кислого лимона, Дима.

– Встань и проводи меня! – процедила я.

– Слушай, у меня нет времени на твои глупости…

Я подошла к тумбочке, на которой стоял телефон, выдернула его вместе со шнуром и запустила аппаратом в Смирнова. Он ловко увернулся, но не встал с кресла. Тогда я бросила в него книгой, а потом, как обезумевшая, стала крушить прихожую.

– Ланская! Прекрати! Тебе лечиться надо!

– Можешь вызвать мне скорую, но я уйду отсюда, только если встанешь и сам выпроводишь меня!

– Лера, – практически простонал он.

– Ну же, вставай! – я снова бросила беглый взгляд на шкаф, и мои же слова стали комом в горле.

– Так будет лучше, – негромко произнес Дима. – Не надо было тебя вообще впускать. Я забыл, какая ты дотошная ослица.

– Будет лучше?! Прогнать меня?! Думаешь, все эти месяцы мне было лучше?! Дим, я считала тебя погибшим! Больше полугода жила с мыслью, что ты умер, и никто не мог сказать даже, где твоя могила!

– Вот лучше бы так и думала…

Я подошла к шкафу и достала оттуда костыли, а потом внимательно посмотрела на моего гордого Индюка и только сейчас обратила внимание на странное, завешанное каким-то пестрым покрывалом кресло. Дима так старательно его от меня маскировал.

– Это непоправимо?

– Нет, – вздохнул он и прикрыл лицо руками. Я подошла к возлюбленному, поставила костыли, прислонив их к столу, а сама села на пол и опустила голову ему на колени. Дима аккуратно провел рукой по моим волосам, а я уже не стеснялась своих слез. – Лер…

– М-м-м?..

– Я тебя люблю.

– Знаю, – прошептала я. Впервые он произнес эти слова. Я бы могла ответить Диме тем же, но в тот момент куда важнее было другое – что понимаю, почему он так поступил. А о моей любви еще будет время сказать. – Не прогоняй меня больше.

– Со мной будет непросто. Ты понимаешь, на что себя обречешь, если останешься? А если в конце концов чувства ко мне пройдут? Я больше не герой, а простой калека, – он замолчал, а потом продолжил ледяным тоном: – У тебя останется только жалость… Такого мне не нужно!

– Вот как?! Жалость? – я поднялась и уперлась руками в подлокотники его инвалидного кресла. – У меня нет к тебе ни капли жалости! После того, через что ты меня заставил пройти за эти месяцы, заслуживаешь только одного…

– Чего?

Я размахнулась и со всей силы отвесила Смирнову пощечину. Чего во мне тогда было больше – злости за то, что заставил поверить в свою смерть, или обиды, что сомневался в моих чувствах, я не разобрала. Как же мне хотелось разнести все к черту, разрыдаться и рассмеяться одновременно. Смирнов зло посмотрел на меня, потирая щеку, а потом протянул руки и, резко ухватив за талию, усадил меня себе на колени.

– Откуда у тебя мой адрес? – спросил Дима прежним мягким голосом.

– Лариса дала, – ответила я, поправляя воротник его рубашки.

– Я запретил ей с тобой общаться и тем более говорить обо мне… Даже номер заставил сменить.

– Вот Индю-юк! – протянула я.

– Знал же, что ты захочешь ее разыскать.

– А мое приглашение в Академию ФСБ?

– Сегодня для меня стало сюрпризом увидеть твою фамилию в списке студентов. Я понадеялся, что это однофамилица, а потом ты ворвалась в мою аудиторию…

– А тебе, я смотрю, понравилось преподавать, майор Смирнов? – изогнув бровь, вопросила я.

– Как ты понимаешь, на операции мне путь заказан, – горько усмехнулся он. – Остается только это.

– Расскажи, что случилось?

– Дело засекретили, Ланская.

– Знаю… Последние месяцы я только об этом и слышу, но я теперь вроде как своя…

– Вот ведь прищепка, – пробормотал он, крепче прижимая меня к себе и жадно вдыхая мой запах. – Когда мы со Вдовиным выпали с балкона, мне повезло упасть на него. Верховный погиб сразу, я выжил, но у меня отнялись ноги. А дальше – ничего интересного. Я провел два месяца на больничной койке, потом восстановление, теперь стараюсь научиться с этим жить. От управления мне выделили эту квартиру, потому что она на первом этаже, а подъезд оснащен всем необходимым… для инвалида, – на последнем слове его голос дрогнул, но Дима взял себя в руки. – Меня перевели в следственный отдел, теперь работаю в кабинете, а пару раз в неделю преподаю в Академии. Мою педпрактику в Оболенке зачли. А ты? Чем ты жила все это время?