Тайна Оболенского университета - [163]

– А что насчет подкрепления? – вспомнила я.

– Завтра свяжутся с Серовым по поводу вакансии преподавателя, а там будет видно. Только новый человек сразу попадет под подозрение. Есть еще кое-что… – Смирнов нахмурился и отвернулся.

– Что?

– Я тебе уже говорил, что если со мной что-нибудь случится, ты в Оболенке не останешься. Сейчас Лариса прорабатывает план твоей эвакуации. Тебе дадут новое имя, переправят за границу и, скорее всего, изменят внешность, – он накрутил на палец прядь моих волос. – Но ты не бойся, Ланская, мы прорвемся. Я же не хочу, чтобы тебе обстригли волосы.

Мне не нравился этот разговор. В который раз Дима допускал, что… Я даже не могла помыслить об этом.

– Если с тобой что-нибудь случится, то уже будет неважно, что сделают со мной. Я никуда не поеду, – решительно сказала я. Смирнов взял меня за подбородок и до боли его сжал. Его глаза моментально вспыхнули яростью.

– Не смей так говорить! – разделяя каждое слово, процедил он. – Ты сделаешь так, как я сказал. У тебя впереди вся жизнь, это важнее простого романа.

Его слова пощечиной хлестнули меня. Я практически оттолкнула от себя Индюка, но потом поняла, почему он так сказал.

– Снова решил сыграть в козла, чтобы меня защитить?! Ох, Смирнов, я думала, мы прошли эту стадию отношений.

– Лера, я говорю серьезно.

– Я тоже. Меня зовут Валерия Ланская, это имя выбрали мои родители. Я русская, и мой дом здесь. Что бы ни случилось, я буду бороться до последнего и не сбегу, поджав хвост!

– Сумасшедшая! – усмехнулся Дима и в следующее мгновение перевернул меня на диван, а сам навис сверху. – Какая же ты сумасшедшая, Ланская!

Рано утром через подземелье Дима проводил меня в папин коттедж, и следующий раз мы увиделись с ним только за завтраком, когда снова пришлось изображать чужих людей.

***

Уйдя с головой в обычные студенческие дела, я практически забыла о расследовании. Семинар по всемирной истории, коллоквиум по античной литературе, подготовка к выпускным госэкзаменам… Мне всегда нравилось учиться, в отличие от многих, я получала настоящее удовольствие, отвечая на вопросы преподавателей или проводя время за книгой. Что же изменилось? Я просто вкусила другой жизни, приправленной опасностью и риском. Моя врожденная обязательность и чувство долга заставили сначала разделаться с учебой, чтобы с чистым сердцем думать о расследовании.

Устроившись на лавочке под аудиторией, я повторяла тему, как мимо меня прошел доктор Шеллар. Он спешил и по пути рассказывал студенту-практиканту о том, как надо расставлять медицинские карты в архиве. В этот момент меня осенила мысль, которая почему-то не пришла раньше. У нашего врача хранились медкарты всех людей Оболенки, а значит, и Селезневой. Нужно было раздобыть ее медкарту и выяснить, что с ней сделали, и почему она звала себя недееспособной. Сейчас у Шеллара должна быть практика в крыле медицинского факультета, и его кабинет пустовал. Нельзя было медлить.

К сожалению, у Димы в расписании тоже стояли пары, так что в этом деле он мне был не помощник. С другой стороны, я не сомневалась, что, если расскажу ему о своей затее, меня одну он не отпустит. Что ж, не впервой мне приходилось обманывать своего Индюка.

Первым делом я направилась в учебную часть, где хранились дубликаты ключей от кабинетов и аудиторий. Там как раз в перерыве между парами пил чай Аристарх Борисович. Историк нахмурился, увидев меня, и тут же строго спросил, почему прогуливаю занятие. Глядя на него такого серьезного, невольно пришел на ум другой его образ – старого развратника на оргии в подземелье. И как я раньше не понимала, насколько он неприятный тип?

– Голова разболелась, Аристарх Борисович, – пожаловалась я. – Хотела сходить к Михаилу Романовичу, но он на практическом занятии…

– Что с вами, Лера? Отчего голова болит? Заболела? Температуру мерила?

– Нет, просто переутомилась.

– Во второй учебный день? – недоверчиво вопросил он.

– Знаете, иногда у девушек случаются такие дни… Они никак не связаны с учебной неделей и наведываются раз в месяц без приглашения.

Мужчина смутился и молча прошел к шкафчику, где хранилась аптечка. Пока он перебирал лекарства, я юркнула за спину преподавателя и на стене взглядом отыскала крючок, на котором висел ключ от кабинета Шеллара. Оставалось только незаметно его стащить, но это оказалось не так просто. Рылев протянул мне упаковку обезболивающего и выжидающе посмотрел на меня, намекая, что пора и честь знать.

– Ой… – простонала я и, схватившись за виски, опустилась на стул. – Аристарх Борисович, тут же есть тонометр? Думаю, давление упало.

– Он у нас в кабинете Михаила Романовича, – пробурчал он. – Идемте.

Историк снял с крючка ключ и повел меня в кабинет врача. Теперь оставалось придумать, как сымитировать пониженное давление и остаться одной в кабинете Шеллара.

– Лера, садитесь, я принесу тонометр.

Усадив меня на кушетку, Рылев пошел к шкафчику с медицинским оборудованием, но он оказался заперт. Тогда преподаватель сунулся в стол Шеллара, но там ключа не оказалось. Недовольно выругавшись, историк сказал, чтобы я подождала, пока он сходит к Михаилу Романовичу за ключом. Удача сегодня явно была на моей стороне.