Тайна Оболенского университета - [136]

– Лер, ну-ка иди сюда, – Дима вышел в центр зала и поднял глаза в потолок.

– Что такое? – я подошла к нему и проследила за его взглядом.

– Капелла посвящена Благовещению? – спросил Смирнов, прекрасно зная ответ.

– Да, – пробормотала я, не понимая, к чему он клонит. Мы стояли под главным куполом под фреской «Благовещения», в которой Смирнов явно усмотрел то, что не увидела я.

– Для Браге символика играла немаловажную роль, раз он решил спрятать манифест в Зеркальной капелле, потому что она посвящена Благовещению. Это посвящение относилось и к теории Браге, ведь он нес «Благую весть». Он не мог спрятать манифест просто так: в нише или за органом, – Смирнов улыбнулся, продолжая смотреть в потолок, где я не видела ничего, кроме фрески.

– Дим?.. – не выдержала я.

– Думай, Ланская, ты у нас тут гений. Думай и смотри.

Но куда нужно было смотреть? Мне должна что-то сказать главная фреска? Красивые изгибы фигур, гармоничное сочетание цветов пастельных оттенков. Где была скрыта подсказка? Не мог же Браге спрятать манифест на потолке.

– Ну же… – Смирнов подошел ко мне сзади, опустил руки на талию и сделал вместе со мной небольшой шажок. – Так обзор лучше.

Я снова посмотрела на потолок и только сейчас поняла, что должна смотреть не на фреску. Капелла получила свое название из-за зеркал на потолке. Пол здесь был отделан мрамором таким образом, что в зеркалах на потолке он отражался, создавая иллюзию звезд на небе. Мы стояли под фреской Благовещения так, что в центральном зеркале отражалась звезда.

– Я, конечно, не так продвинут в религиозной символике, как ты, – прошептал на ухо Смирнов, и я встрепенулась от его горячего дыхания и чересчур интимной близости. – Но я еще со школы помню, что звезда возвещала о рождении Иисуса. Нового человека.

– Да… – протянула я, не желая признавать, что догадалась, куда клонит Дима. Хотелось растянуть этот момент нашей близости.

– Ты же увидела то, что и я, – усмехнулся Смирнов и отшагнул назад.

Сердце ненормально билось. Снова в кровь брызнул адреналин. Смирнов стоял, сложив руки под грудью. Он предоставил мне возможность первой проверить свое открытие, и я опустилась на колени перед небольшими мраморными плитами, образующими звездочку. Но как их можно было снять? Я встревожено посмотрела на Диму, и он, словно читая мои мысли, вынул из своей сумки длинную отвертку.

– Попробуй. Не получится – я сам, – сказал напарник.

– Черт. Снова вандализм, – пробормотала я и попыталась поддеть плиту. – Дим, не могу.

– Хорошо, Ланская, подвинься.

Это было непросто. Пол был выложен несколько столетий назад и до сих пор так прекрасно сохранился. Пусть плиты были небольшими и нетяжелыми сами по себе, но они очень плотно прижимались друг к другу. Времени до следующего концерта оставалось все меньше. Вот-вот в зал запустят новых посетителей, а нам, к тому же, нельзя шуметь. Дима снова с силой навалился на отвертку, и послышался несильный треск.

– Идет, – надрываясь от усилий, проговорил он, и темно-серая плита выскочила из пола.

– Фонарик! – засуетилась я, чувствуя, как от эмоций покалывают кончики пальцев ног.

– Угу, – пробормотал Дима и достал из сумки небольшой фонарик.

Пол под мрамором оказался каменным, но вынув одну плиту, Дима легко поддел и другие, которые были частью звезды. Под ними лежало несколько грязных камней. Ничего больше. Ошибка?! Снова?! Хотелось выть от отчаяния, но Смирнов, похоже, не собирался сдаваться. Он стал поддевать большие серые камни, и не зря! Один из них поддался, а под ним оказалась деревянная ниша.

– Что там? – воодушевилась я, когда Дима низко склонился над полом.

– Сейчас…

Смирнов поправил на руке кожаную перчатку и достал из ниши продолговатую деревянную шкатулку, похожую на школьный пенал советского времени. Мы не успели его рассмотреть, как со стороны входа в капеллу послышался шум.

– Посетители! – испуганно прошептала я.

– Давай скорее…

Смирнов закрыл нишу камнем, а потом мы вместе стали укладывать мрамор обратно в звезду. Как только последняя плита легла звездным лучом в пол, мы услышали громкие голоса у дверей в барочный зал. Дима подскочил на ноги, взял в одну руку шкатулку, другой подхватил под локоть меня и потащил в сторону туалетов.

Стоило нам выбежать в коридор, как из противоположного конца вышли музыканты. Я не успела оглянуться, как Дима впихнул меня в какой-то маленький чуланчик. Мы оказались вдвоем, в кромешной темноте, вплотную прижатые друг к другу. Я упиралась спиной в какие-то палки и чувствовала себя дико неуютно, не зная, что это. Вдруг Смирнов заерзал. Он еще сильнее ко мне прижался, и я почувствовала нечто жесткое, что упиралось мне в низ живота. Тут же бросило в жар, мое дыхание стало прерывистым, а Смирнов никак не переставал ерзать. Хотя нет… Он не ерзал! Он терся о меня своим…

– Майор Смирнов, что вы себе позволяете?! – прошипела я.

– О чем ты, Ланская? – в тон мне переспросил Индюк.

– Прекрати тереться о меня своим… Извращенец!

– Сама ты извращенка, раз такие мысли! – он сделал пару резких движений и чем-то щелкнул. В чулане зажегся слабый огонек. – Это был фонарик, припадочная.