Тайна, не скрытая никем - [83]
Когда Юни еще не бросила учебу, Рия ездила в школу и домой на велосипеде, так что они никогда не ходили вместе, хоть им и было по дороге. Если Рия обгоняла Юни, та кричала ей вслед что-нибудь вызывающее, презрительное: «Но-о-о, кобылка!» А теперь, когда у Юни появился велосипед, Рия стала ходить в школу и домой пешком — среди старшеклассников бытовало убеждение, что любая девушка старше девятого класса смотрится на велосипеде нелепо и неуклюже. Но Юни слезала с велосипеда и вела его, шагая рядом с Рией, словно делала ей одолжение.
Это вовсе не было одолжением, потому что общество Юни было Рии ни к чему. Юни всегда выглядела странновато — высокая для своего возраста, с узкими, острыми плечами, самоуверенным выражением лица и длинной мощной челюстью. Из-за челюсти лицо казалось тяжелым, и голос — рокочущий, словно в горле скопилась мокрота, — казалось, ей соответствует. Когда Юни была моложе, это не имело значения — она была железно убеждена, что у нее все как надо, так что заражала этой уверенностью и окружающих. Но сейчас она вымахала до пяти футов девяти или десяти дюймов и в слаксах и бандане, большеногая, в туфлях, похожих на мужские ботинки, с зычным голосом и размашистой походкой выглядела бесцветной и мужеподобной. Из ребенка она сразу превратилась в причудливое существо. И еще, говоря с Рией, она принимала вид собственницы, что Рию раздражало. Она спрашивала, не надоело ли Рии ходить в школу и не сломался ли у нее велосипед, а то, может, у ее отца нет денег его починить. Когда Рия сделала завивку-перманент, Юни осведомилась, что у нее с волосами. Она считала, что имеет на это право, так как они с Рией живут на одной и той же окраине города и играли вместе в незапамятные времена, которые теперь казались Рии такими далекими и незначительными. Но хуже всего было, когда Юни пускалась в рассказы, которые одновременно были Рии скучны и злили ее, — про убийства, катастрофы и другие чудовищные события, о которых Юни слышала по радио. Рия злилась потому, что не могла добиться от Юни, произошло ли это все на самом деле, — впрочем, у Рии создалось впечатление, что Юни и сама не отличает вымысел от подлинных событий.
«Юни, это передавали по радио? Это был репортаж? Или это актеры разыгрывали, читая по ролям перед микрофоном? Юни! Это было по правде или это пьеса?»
Но эти вопросы ставили в тупик только саму Рию, а Юни — никогда. Юни лишь вскакивала опять на велосипед и укатывала вдаль. «До свидания, небесное создание!»
Выбранная работа, безусловно, подходила Юни. Перчаточная фабрика занимала второй и третий этажи здания на главной улице. В теплую погоду в цехах открывали окна, и до прохожих на улице доносился не только рокот швейных машинок, но и громкие остроты, ссоры и оскорбления, которыми перекидывались работницы фабрики, известные своим скверным языком. Эти женщины стояли на социальной лестнице ниже официанток и гораздо ниже магазинных продавщиц. Они работали больше, и платили им хуже, но это не прибавляло им смирения. Отнюдь. Они скатывались кучей по лестнице, толкаясь и отпуская шуточки, и вырывались на улицу. Они орали на машины, за рулем которых сидели знакомые им люди. Или незнакомые. Они сеяли вокруг себя хаос, словно таково было их законное право.
Люди со дна общества, такие как Юни, и с самой верхушки, такие как Билли Дауд, выказывали схожую беспечность, недостаток чуткости.
В последнем классе школы Рия тоже устроилась подрабатывать. Она работала в обувном магазине по субботам, во вторую половину дня. Ранней весной в магазин зашел Билли Дауд и сказал, что ему нужны резиновые сапоги — такие, какие выставлены снаружи.
Он к этому времени уже закончил университет, вернулся домой и теперь учился управлять фабрикой пианино, принадлежащей семье Дауд.
Билли снял ботинки, открыв ступни в дорогих тонких черных носках. Рия сказала, что под резиновые сапоги лучше надевать шерстяные носки, рабочие, чтобы нога в сапоге не скользила. Билли спросил, продаются ли у них такие, и сказал, что купит пару, если Рия их принесет. Потом попросил ее надеть эти носки ему на ноги.
Позже он признался ей, что это была хитрость. Ему не нужны были ни сапоги, ни носки.
Ступни у него были длинные и благоухали. Они дивно пахли мылом и чуточку — тальком. Билли откинулся в кресле, высокий и бледный, прохладный и чистый, словно сам вырезанный из мыла. Высокий точеный лоб, на висках уже залысины, волосы, поблескивающие, как мишура, сонные веки цвета слоновой кости.
— Очень мило с вашей стороны, — сказал он и пригласил ее на танцы в тот же вечер, — на открытие сезона в танцзале «Павильон» в Уэлли.
После этого они стали ездить на танцы в Уэлли каждую субботу, вечером. В будни они не встречались, так как Билли надо было рано вставать и идти на фабрику перенимать управление бизнесом (от матери, которая носила прозвище Мегера), а Рии приходилось вести хозяйство для отца и братьев. Ее мать лежала в больнице в Гамильтоне.
— Вон твой ухажер, — говорили девчонки, если они, например, играли у школы в волейбол, а Билли в это время ехал мимо на машине или если он попадался им навстречу на улице.
Вот уже тридцать лет Элис Манро называют лучшим в мире автором коротких рассказов, но к российскому читателю ее книги приходят только теперь, после того, как писательница получила Нобелевскую премию по литературе. Критика постоянно сравнивает Манро с Чеховым, и это сравнение не лишено оснований: подобно русскому писателю, она умеет рассказать историю так, что читатели, даже принадлежащие к совсем другой культуре, узнают в героях самих себя. В своем новейшем сборнике «Дороже самой жизни» Манро опять вдыхает в героев настоящую жизнь со всеми ее изъянами и нюансами.
Джулиет двадцать один. Она преподает в школе совсем нетипичный для молодой девушки предмет — латынь. Кажется, она только вступает в жизнь, но уже с каким-то грузом и как-то печально. Что готовит ей судьба? Насколько она сама вольна выбирать свой путь? И каково это — чувствовать, что отличаешься от остальных?Рассказ известной канадской писательницы Элис Манро.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Вот уже тридцать лет Элис Манро называют лучшим в мире автором коротких рассказов, но к российскому читателю ее книги приходят только теперь, после того, как писательница получила Нобелевскую премию по литературе. Критика постоянно сравнивает Манро с Чеховым, и это сравнение не лишено оснований: подобно русскому писателю, она умеет рассказать историю так, что читатели, даже принадлежащие к совсем другой культуре, узнают в героях самих себя. Сдержанность, демократизм, правдивость, понимание тончайших оттенков женской психологии, способность вызывать душевные потрясения – вот главные приметы стиля великой писательницы.
Канадская писательница Элис Манро (р. 1931) практически неизвестна русскоязычному читателю. В 2010 году в рубрике "Переводческий дебют" журнал "Иностранная литература" опубликовал рассказ Элис Манро в переводе журналистки Ольги Адаменко.Влияет ли физический изъян на судьбу человека? Как строятся отношения такого человека с окружающими? Где грань между добротой и ханжеством?Рассказ Элис Манро "Лицо" — это рассказ о людях.
Вот уже тридцать лет Элис Манро называют лучшим в мире автором коротких рассказов, но к российскому читателю ее книги приходят только теперь, после того, как писательница получила Нобелевскую премию по литературе. Критика постоянно сравнивает Манро с Чеховым, и это сравнение не лишено оснований: подобно русскому писателю, она умеет рассказать историю так, что читатели, даже принадлежащие к совсем другой культуре, узнают в героях самих себя. Вот и эти девять историй, изложенные на первый взгляд бесхитростным языком, раскрывают удивительные сюжетные бездны.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Выпускник театрального института приезжает в свой первый театр. Мучительный вопрос: где граница между принципиальностью и компромиссом, жизнью и творчеством встает перед ним. Он заморочен женщинами. Друг попадает в психушку, любимая уходит, он близок к преступлению. Быть свободным — привилегия артиста. Живи моментом, упадет занавес, всё кончится, а сцена, глумясь, подмигивает желтым софитом, вдруг вспыхнув в его сознании, объятая пламенем, доставляя немыслимое наслаждение полыхающими кулисами.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
Книга Сергея Зенкина «Листки с электронной стены» — уникальная возможность для читателя поразмышлять о социально-политических событиях 2014—2016 годов, опираясь на опыт ученого-гуманитария. Собранные воедино посты автора, опубликованные в социальной сети Facebook, — это не просто калейдоскоп впечатлений, предположений и аргументов. Это попытка осмысления современности как феномена культуры, предпринятая известным филологом.
Роман «Бледный огонь» Владимира Набокова, одно из самых неординарных произведений писателя, увидел свет в 1962 году. Выйдя из печати, «Бледный огонь» сразу попал в центр внимания американских и английских критиков. Далеко не все из них по достоинству оценили новаторство писателя и разглядели за усложненной формой глубинную философскую суть его произведения, в котором раскрывается трагедия отчужденного от мира человеческого «я» и исследуются проблемы соотношения творческой фантазии и безумия, вымысла и реальности, временного и вечного.
Впервые на русском языке его поздний роман «Сентябрьские розы», который ни в чем не уступает полюбившимся русскому читателю книгам Моруа «Письма к незнакомке» и «Превратности судьбы». Автор вновь исследует тончайшие проявления человеческих страстей. Герой романа – знаменитый писатель Гийом Фонтен, чьими книгами зачитывается Франция. В его жизни, прекрасно отлаженной заботливой женой, все идет своим чередом. Ему недостает лишь чуда – чуда любви, благодаря которой осень жизни вновь становится весной.
Трумен Капоте, автор таких бестселлеров, как «Завтрак у Тиффани» (повесть, прославленная в 1961 году экранизацией с Одри Хепберн в главной роли), «Голоса травы», «Другие голоса, другие комнаты», «Призраки в солнечном свете» и прочих, входит в число крупнейших американских прозаиков XX века. Самым значительным произведением Капоте многие считают роман «Хладнокровное убийство», основанный на истории реального преступления и раскрывающий природу насилия как сложного социального и психологического феномена.
Роман «Школа для дураков» – одно из самых значительных явлений русской литературы конца ХХ века. По определению самого автора, это книга «об утонченном и странном мальчике, страдающем раздвоением личности… который не может примириться с окружающей действительностью» и который, приобщаясь к миру взрослых, открывает присутствие в мире любви и смерти. По-прежнему остаются актуальными слова первого издателя романа Карла Проффера: «Ничего подобного нет ни в современной русской литературе, ни в русской литературе вообще».