Тайна, не скрытая никем - [50]

Пришедший с ней мужчина был ее мужем — они поженились не так давно, года два назад. Высокий, похожий на мальчишку, одет в дешевый кремовый пиджак со слишком толстыми подплечниками. Волнистые каштановые волосы приглажены мокрой расческой. «Простите нас», — тихо сказал он, пока Морин вела их в столовую. Может быть, эти слова не предназначались для слуха его жены. Вблизи по глазам становилось ясно, что он не так уж молод — в его взгляде была натуга, сухость, может быть — растерянность. Возможно, он глуповат. Морин вспомнила, что с замужеством Мэриан связана какая-то история, что-то насчет объявления. «Женщина, владелица фирмы, свободной от залогов и обязательств…» Можно было бы написать и «Предпринимательница…» — Мэриан в городе прозвали модисткой. Многие годы она шила корсеты по мерке для дам, которые их все еще носили (таких становилось все меньше). Может, и до сих пор шьет. Морин представила себе, как Мэриан снимает мерку, ворочая заказчицу, как медсестра — больного, грубовато командуя, как положено в ее профессии. Впрочем, Мэриан была добра к своим престарелым родителям, которые жили у нее на ферме, пока не обзавелись чрезмерно большим количеством болячек и хворей. Тут у Морин в голове всплыла еще одна история — эта уже не бросала такую тень на характер Мэриан. Про мужа Мэриан. Он водил автобус, который развозил стариков на сеансы терапевтического плавания. Сеансы проходили в крытом бассейне в Уэлли. Так Мэриан и познакомилась с мужем. Внутреннему взору Морин предстала другая картинка — муж Мэриан несет на руках ее престарелого отца к доктору Сэндзу, а Мэриан бежит впереди, вращая на ремешке сумочку, как пращу, торопясь открыть дверь.

Морин пошла сказать Фрэнсис, чтобы та накрыла завтрак в столовой и принесла дополнительные чашки. Потом пошла сказать мужу.

— Это Мэриан Хабберт, то есть бывшая Хабберт. И ее муж, как его там зовут.

— Слейтер, — сообщил муж Морин тем же сухим тоном, каким напоминал мельчайшие подробности сделки, когда окружающие ну никак не ожидали от него такой памяти. — Тео.

— Ты всегда больше меня знаешь, — сказала Морин.

Он спросил, готова ли овсянка.

— Есть и слушать, — сказал он.

Фрэнсис принесла овсянку, и он тут же принялся есть. Овсянка, обильно политая сливками и посыпанная коричневым сахаром, круглый год была его любимым блюдом.

Принеся кофе, Фрэнсис попыталась задержаться в столовой, но Мэриан так посмотрела на нее, что она живо убралась в кухню.

Вот так, подумала Морин. Она не хуже меня управляется.

Во внешности Мэриан Хабберт не было ни одной красивой черты. Тяжелое лицо, обвисшие щеки — Морин решила, что Мэриан похожа на собаку. Не обязательно безобразную. Просто на собаку с крупной мордой, полную решимости. Где бы ни оказывалась Мэриан — вот сейчас, например, в столовой у Морин, — она держалась так, словно имеет на это абсолютное право. Она добивалась того, чтобы с ней считались.

Сегодня она сильно накрасилась, — может быть, Морин еще и поэтому ее не узнала. Бледный розоватый цвет пудры совершенно не подходил к смуглой коже и тяжелым черным бровям. Вид у накрашенной Мэриан был странный, но не жалкий. Казалось, она носит косметику, как костюм и шляпу, — доказывая, что может принарядиться не хуже других женщин. Что она знает, как положено. Но может быть, она представляла себя хорошенькой. Думала, что преображается, нанося светлую пудру, которая сейчас отслаивалась от щек, и густо-розовую помаду. И, закончив, обернулась к мужу с самодовольной и лукавой улыбкой. Он же сейчас, отвечая за жену, положить ли сахара в кофе, чуть не захихикал при слове «кусочки».

Он непрестанно говорил «спасибо» и «пожалуйста». «Да, пожалуйста, большое спасибо. Спасибо. Мне то же самое, пожалуйста. Спасибо».

— Ну так вот, мы про эту девочку узнали, похоже, самыми последними, — говорила в это время Мэриан. — То есть мы вообще не знали, что кто-то пропал или там что. Только вчера вот, когда поехали в город. Вчера? В понедельник? Вчера был понедельник. У меня все дни перепутались, потому что я принимаю обезболивающие таблетки.

Мэриан была не из тех, кто сообщит, что принимает обезболивающие таблетки, и на этом успокоится. Она не могла не разъяснить подробности:

— У меня был жуткий, громадный чирей на шее, вот тут, видите? — Она выкрутила шею, пытаясь показать повязку. — Очень болело, и голова тоже начала болеть, и я думаю, одно как-то связано с другим. В общем, в воскресенье мне было так плохо, что я взяла горячую тряпку и приложила к шее, и еще пару таблеток болеутоляющего проглотила. И пошла легла. Он-то в этот день не работал, но вообще он теперь работает, поэтому у него накапливается куча дел на то время, когда он дома. Он теперь работает на атомной станции.

— Дуглас-Пойнт? — уточнил адвокат Стивенс, ненадолго подняв голову от овсянки.

При упоминании новой атомной электростанции в Дуглас-Пойнт все мужчины выказывали толику интереса, уважения — вот и адвокат Стивенс сейчас счел нужным продемонстрировать интерес.

— Да, там он теперь работает, — подтвердила Мэриан.

Как многие сельские женщины и многие жительницы Карстэрса, она звала мужа не по имени, а только «он», с особым ударением. Морин и сама несколько раз ловила себя на этой привычке, но отучилась, не дожидаясь, пока ей на это укажут.