Леди Барбара подмигнула новому знакомому и встала с кресла.
— Колби, кажется, я вижу Кэт Гровенор, — сообщила леди Мейтленд, беря в руки трость, которую оставила у стола. — Надо бы обсудить с ней одно дельце, касающееся благотворительности.
Мужчины встали.
— Итак, мистер Монро, — сказал Мейтленд, вновь опускаясь в кресло.
— Позвольте засвидетельствовать мое восхищение вашей супругой, сэр! Какая тонкая натура! — в восхищении произнес Ник. Оставшись с Мейтлендом наедине, он в ужасе обнаружил, что не знает, с чего начать разговор.
— У леди Барбары большой опыт общения с людьми, которые обращаются с частными просьбами к ее мужу, — объяснил Невил Браунинг спокойным голосом, но его взгляд выдавал настороженное отношение к чужаку.
— Правильно ли я вас понял, что люди всегда чего-то хотят от капитана? — поинтересовался Ник, не сознавая, что он страстно желает оказаться в их числе.
— Подозреваю, что вы, мистер Монро, не из тех, кто с легкостью может попросить об услуге? — без обиняков заявил Мейтленд, глядя испытующе на австралийца, сидящего напротив. Торн гордился тем, что хорошо разбирается в людях. Он считал, что это его самый главный талант, благодаря которому он добился такого успеха. Но талант от Бога. А чем иначе объяснить, что он так счастлив в браке с прелестной женой и четырьмя ребятишками? Мейтленд свою удачу относил за счет безошибочного суждения о людях. С первой же минуты их встречи с леди Барбарой Торн знал, что она необыкновенная женщина, несмотря на невыразительную внешность и несчастную жизнь. Ей никто не делал предложения, поскольку ее семья разорилась.
— И, тем не менее, я бы не стал тем, кем являюсь сейчас, если б мне не помогали, — подытожил Торн, продолжая внимательно изучать человека напротив.
Ник кивнул, он чувствовал себя неуютно под испытующим взглядом капитана. Австралиец надеялся, что выдержит экзамен, который устроил ему этот крупный, одетый неброско, но соответственно своему прозвищу, в черно-белые тона человек. Ему было ясно, почему Кэт и Чарли так восхищались капитаном. Несомненно, он был сильной личностью, и даже если б Ник не знал, каким влиянием обладает Мейтленд и как с ним считаются, достаточно было бросить один взгляд на этого джентльмена, чтобы понять — перед ним выдающийся человек. Смутить Ника было довольно сложно, но Мейтленду это удалось. Он лишился дара речи, хотя англичанин даже пальцем не пошевельнул.
— Итак, мистер Монро, чем я могу помочь вам? — повторил мягкий баритон Торна.
Ник растерялся настолько, что не знал, с чего начать. Он глазами позвал на помощь Чарли.
— Ник просит помочь вас людям, которых выселяют в Австралию. С ними обращаются по-скотски, — объяснил Чарли.
— Странно, что вас тревожит судьба осужденных. Ведь вы, кажется, преуспели в Австралии? Возможно, даже за счет ужасающей эксплуатации дешевой рабочей силы, о чем сейчас столько разговоров, — Невил Браунинг открыто перешел в наступление. — Неужели вы испытываете угрызения совести?
От возмущения Ник вскочил на ноги, решив бежать прочь. Он больше ни минуты не останется на этом модном сборище, перестанет вести чуждую его сердцу жизнь, в которую он оказался втянут благодаря своему влюбчивому сердцу и страстному желанию обладать этой женщиной.
— Вы сто раз не правы, милорд! — вместо глаз у него сделались щелочки. Как он мог так опростоволоситься, доверившись незнакомым людям? Его разум затуманен любовью к Кэт и достойным сожаления желанием войти в мир, к которому он не принадлежит. Но вот пелена с его глаз спала. Для людей, подобных Браунингу и Мейтленду, он навсегда останется неотесанным австралийцем.
Ник повернулся и направился к выходу.
— Браунинг всего лишь хотел проверить вас. Я, впрочем, тоже, — остановил австралийца Торн, словно пантера, в два прыжка, оказавшись рядом с Николасом.
— Прошу прощения, мистер Монро, — добавил Браунинг, не испытывая при этом угрызений совести. — Я с недоверием отношусь к людям, которые нажили состояние на несчастных. Новоявленные богачи со временем ударяются в религию или становятся филантропами, либо и то, и другое. Мечтая о титуле или успехе в обществе, они пытаются предать забвению свое прошлое.
Ник смотрел на него невидящим взором. Ему вспомнились долгие годы нищеты, когда он и матушка питались объедками, ледяной холод и адская жара, нищенские лохмотья и полное отсутствие поддержки с чьей-либо стороны. Так они существовали до тех пор, пока он не стал взрослым и не выбрался из нищеты благодаря лишь своим мозгам.
— Я не стыжусь признаться в том, что я сын осужденного, — с трудом произнес он. Все трое повернулись к нему лицом. — Мой отец был клерком у адвоката. Его обманом заставили понести наказание вместо настоящего мошенника — сына некого пэра, — прошептал Ник, пытаясь отогнать от себя ужасные воспоминания. — Вот почему, сэр, я считаю, что имею право просить за несчастных, которых ваше правительство ссылает за меньшие, а иногда и большие преступления. Некоторые, как, к примеру, мой отец, были невинны, но до них никому нет дела.
Несмотря на выпад Браунинга, Ник не решился рассказать о лишениях, которые выпали на долю матери и его лично в первые годы их пребывания в Австралии. Он знал, что ночные кошмары не всегда исчезают при свете дня или забываются, если рассказать о них другим.
