Тайна - [61]

– Mija, tus dolores están llegando ma’ y ma’ cerca[170]. – Заметила она и подала Таине воды. Теперь, когда диван разложили, да еще учитывая ванну в углу, в касите стало не повернуться.

– ’fuera! ’fuera! – Пета Понсе велела нам с Сальвадором выйти, а потом добавила: –’Pera, Salvador, vete a buscar a Willie.

Саль отправился на поиски указанного Уилли.

Таина была мокрой от пота.

– Y tú… – И Пета Понсе велела мне сходить в лавку, купить бутылку кока-колы, галлон молока, вылить и то и другое, а пустые бутылки принести ей.

Я кинулся исполнять приказ.

Открыл калитку, перешел улицу и вошел в круглосуточный магазинчик. Когда я вернулся с пустой тарой, Пета Понсе взяла только бутылку из-под кока-колы.

– Mira, así, ¿ve’?[171] – Приложив пустую бутылку ко рту, Пета Понсе подула в нее, как во флейту. – Así. Ve’, así, mija. – Она вручила пустую бутылку Таине, и та тоже начала дуть в нее. Бутылка засвистела. Свист успокаивал, он не становился ни громче, ни быстрее. Таина свистела в бутылку, и, кажется, ее это немного успокаивало.

Я снова вышел, чтобы освободить место Пете Понсе.

– Mira, mijo, – окликнула меня Пета Понсе в окно. Она велела мне налить воды в бочку из-под бензина, лежавшую у ограды, и развести под ней огонь. У меня не было ни гаечного ключа, чтобы открыть пожарный кран на тротуаре, ни зажигалки.

Понимая это, Пета Понсе раскрыла свою черную сумку и вытряхнула содержимое на грязный пол. Там оказались крестик, изображение какого-то святого, зубная щетка, сигара, салфетки, презервативы, сотовый телефон, несколько монеток, еще сигара. Порывшись во всем этом добре, Пета Понсе отыскала зажигалку и гаечный ключ и протянула их мне в окно.

Я перешел дорогу, открыл пожарный гидрант и несколько раз наполнил и вылил бутыль из-под молока – до тех пор, пока железная бочка не наполнилась. Кто-то ловко водрузил бочку на два поставленных на попа шлакоблока, оставив внизу достаточно места для костра. Я собрал валявшиеся на земле ветки и развел огонь. Когда вода нагрелась до нужной температуры, Пета Понсе велела перелить ее в ванну, стоявшую в касите. Я снова несколько раз наполнил и опустошил бутыль из-под молока; наконец ванна наполнилась горячей водой. Пета Понсе забрала у обливавшейся потом Таины бутылку-дудочку. В касите мы с Петой Понсе подняли Таину с дивана. Пета Понсе помогла Таине раздеться. Я в первый раз видел Таину обнаженной – и ничего не испытывал. Мне хотелось только, чтобы ей было не больно.

Мы с Петой Понсе аккуратно усадили обнаженное тело Таины в ванную.

– Coño, горячо! – взвыла Таина, обливаясь слезами.

– Mejor, mijа, – проговорила Пета Понсе. Так говорили наши родители.

– Горячо, сука. Хулио! – жалобно взывала Таина, словно я мог оспорить методы Петы Понсе. – Горячо же, сучья жопа как горячо!

У меня разрывалось сердце, но я молчал. Я доверял Пете Понсе, как доверяла ей моя мать, как женщины доверяли Пете Понсе.

– Все в порядке, Таина, – сказал я. – Пета Понсе знает, что делает.

Но Таина, невзирая ни на что, продолжала сквернословить от боли. В ванне она сидела выпрямившись. Пета Понсе заставила ее выпить еще воды и велела пошире раздвинуть ноги: más, más, más, раздвинь ноги, mija, еще, еще, чтобы горячая вода проникла внутрь, расслабь тело, mija. Пусть горячая вода отворит двери, и Усмаиль выйдет наружу.

Боль усилилась.

Схватки стали чаще.

– Сука, я сейчас сдохну на хер, – выла Таина.

– Nadie se muere, mi bella[172]. – Пета Понсе заверила Таину, что многие из тех, кто выдает себя за повитух, на самом деле лишь умножают число ангелов. А я не создаю ангелов, сказала она.

– ¡Puñeta, me muero![173] – завывала Таина, продолжая сквернословить.

– Mea, mea… – Пета Понсе теперь просила Таину помочиться. – Сможешь пописать? Пописай, mija, пописай в воду. Это поможет.

Стоны Таины мешались с ругательствами и слезами. Она не сразу, но помочилась. Вместе с мочой из нее потянулись нити крови, словно из нее изливались внутренности. Пета Понсе сказала, что это хороший знак, шейка матки открывается. Усмаиль уже у дверей. Пета Понсе отправила меня найти среди множества валявшихся во дворе веток палочку в двенадцать дюймов[174]. Принесенную палку она ополоснула в ванне и сунула Таине в рот. Таина крепко прикусила палку и стала поспокойнее.

Я снова помог Пете Понсе вынуть Таину из ванны. Пета обсушила Таину, мы перенесли ее на диван и аккуратно уложили на спину. Я вылил воду из ванны и еще немного побегал туда-сюда с бутылью из-под молока, а потом опять присоединился к Пете Понсе. Хлопнула калитка.

Через двор шли Сальвадор и какой-то человек – всклокоченная борода, глаза с нависшими веками.

– Пета Понсе, я здесь, – донеслось со двора. – Это я, Уилли. Я нужен тебе, Пета? – и он почтительно поклонился старухе.

– No sé, – ответила Пета Понсе. – Quizá[175]. – Она велела Уилли никуда не уходить: роды затягиваются.

– Я принес все необходимое, донья Понсе, – сказал Уилли. – Принес иголки, и большие тоже. Купил кое-что на улице – все равно, что стадол[176]. И обезболивающее посерьезнее. У меня есть все, что тебе нужно, чтобы притупить боль.

Пета Понсе сказала дилеру, что у родов есть начало и есть конец, но Таина застряла посредине. И чтобы он никуда пока не уходил.