Тайна - [62]
– Я выйду во двор, – спокойно сказал Уилли, и я понял, что Пета Понсе и этот тип проделывали подобное уже много раз. Саль молча вышел вместе с Уилли и тоже стал ждать.
– Suave, suave, mija. Mira… – Пета Понсе нежно погладила Таину по голове и сказала, что, если боль сделается непереносимой, она, может быть, вколет ей что-нибудь. Толстая иголка – это больно, но потом Таина ничего не почувствует. Но тогда и роды затянутся.
– Так не ждите, – сказала Таина, грызя палку. – Мне похрен. Вкалывайте. – Таине хотелось, чтобы боль прекратилась. – Мне все равно, что там за хрень. Колите.
Однако укол был крайним средством. Пета Понсе понимала, что Таине больно, но знала, что боль скоро закончится. Она отправила меня на улицу и успокаивающе – голос не имел ничего общего с ее бесформенным туловищем – зашептала, что они с Сантосом Мелангесом построили эту каситу много лет назад, что касита – последнее, что связывает их со временем, когда старые люди вроде нее, Петы Понсе, были молодыми. Они приезжали в новую страну, в новые города, дни были холодными. Но летом они собирались все вместе в каситах. Мы строили их на пустырях, чтобы отмечать праздничные дни и танцевать, говорила Пета Понсе. Рождение твоего ребенка – праздник. И она поцеловала залитое потом лицо Таины. «Este bohío es donde Usmaíl tiene que nacer, mija»[177].
Потом Таина выплюнула палочку, и во время одного из самых ужасных ругательств из ее промежности показалась покрытая черным пухом головка.
– Ven, – велела Пета Понсе ребенку. – Ven, sale, que el mundo es bello[178].
Дитя не двигалось.
Мы с Сальвадором и Уилли заглядывали в окна каситы, но Пета Понсе позвала только меня. Мы с ней помогли Таине сойти с кровати и распрямиться; Пета Понсе велела ей расставить и согнуть ноги. Пусть земное притяжение поможет тебе, mija. Я поддерживал Таину справа, Пета Понсе – слева, чтобы не дать ей кувыркнуться вперед.
Таина согнула ноги. Пета Понсе велела мне встать за ней и держать крепко. Я обхватил присевшую Таину сзади, моя рука обвила ее беременный живот. Пета Понсе отпустила Таину, легла на пол и заглянула ей между ног. Лежа на полу и глядя в промежность, она вытянула обе руки, утвердила их на ляжках Таины и расширила проход. «Asi, puja[179], mija». Таина потужилась; с бесконечной нежностью Пета Понсе обхватила хрупкое темечко и ювелирно-точным, уверенным движением вытянула Усмаильеву головку на свет дня.
– Así, así, así, muy bien, muy bien[180], – приговаривала она, лежа на спине и глядя в промежность Таины. Держа головку младенца, она высвободила и все остальное тельце, покрытое кровью. Зубами Пета Понсе перекусила пуповину, и Таина с громким ругательством изгнала плаценту.
На свет божий.
Услышав младенца, Уилли быстро достал карманный ножик и зажигалку. Высек огонек под лезвием и в окно передал прокаленный ножик Пете Понсе. Пета продизенфицировала и завязала перекушенную пуповину. Влажной тряпкой слегка обтерла младенца и передала его Таине.
– Bien hecho, mija. ’Tá ma’ bella, tu nena[181], – сказала она. Таина держала на руках свою дочь, и улыбалась, и плакала, и снова смеялась.
Там, на улице, лаяли собаки, мяукали кошки, еноты рылись в мусоре, летали краснохвостые сарычи, шныряли крысы и тараканы, проститутки клеили клиентов, воры крали, дилеры толкали наркоту, копы патрулировали участки, яппи плясали, ели и пили, иммигранты работали, работали и работали, отцы работали, работали матери, дети учили уроки – этот вечер в Испанском Гарлеме ничем не отличался от других вечеров в Испанском Гарлеме.
Когда я вышел во двор, оба – и Уилли-дилер, и Сальвадор Негрон, Плащмен, – поклонились мне, и я ответил им поклоном; они уже направлялись домой, в темноту. Саль на секунду задержался, словно хотел мне что-то сказать, но снова зашагал.
Пета Понсе вытерла пот с бровей и прошептала себе – или духам, – что, когда мы рождаемся, есть люди, которые ждут нас, и так же люди будут ждать нас, когда мы станем умирать. В первый раз за этот вечер ее глаза встретились с моими, и она сказала, что проще сотворить хорошего ребенка, чем привести в порядок поломанного взрослого.
Я ее понимал. Усмаиль была величайшим даром, какой только могла дать внутренняя вселенная Таине и всем нам. Никогда не забуду минуты, когда Усмаиль впервые увидела божий мир, как громко она заплакала, словно давая внутренним небесам понять: она прибыла на место; словно хотела, чтобы все атомы вселенной услышали: революция свершилась, никто не пойдет на попятный. Усмаиль все кричала, кричала. Таина выпила еще воды, съела половинку сэндвича, дала грудь Усмаиль, а потом обе – и мать, и дочь – потянулись, зевнули и, утомленные, провалились в глубокий сон.
Все в Испанском Гарлеме стремились взглянуть на трех женщин. Таина и ее мать легко заговаривали друг с другом и со всеми, кто желал видеть Усмаиль, кто приходил взглянуть на ребенка. Женщины открыто ходили по улицам: мать крепко держала дочь, дочь катила коляску; они делали необходимые визиты в супермаркет и в «Чек-О-Мейт» за социальным пособием, в кинотеатр, в пекарню, в салон красоты. Женщины жили среди обычных людей, изо всех сил старались свести концы с концами, но казалось, что даже толпа не может стереть их улыбки. Ни улюлюканье шпаны в адрес Таины: «Mira, ¿to’ eso tuyo?»
Яркий литературный дебют: книга сразу оказалась в американских, а потом и мировых списках бестселлеров. Эмира – молодая чернокожая выпускница университета – подрабатывает бебиситтером, присматривая за маленькой дочерью успешной бизнес-леди Аликс. Однажды поздним вечером Аликс просит Эмиру срочно увести девочку из дома, потому что случилось ЧП. Эмира ведет подопечную в торговый центр, от скуки они начинают танцевать под музыку из мобильника. Охранник, увидев белую девочку в сопровождении чернокожей девицы, решает, что ребенка похитили, и пытается задержать Эмиру.
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
В 1000 и 1001 годах в геолого-исследовательских целях было произведено два ядерных взрыва мощностью 3,5 и 10 килотонн соответственно.
«Сталинград никуда не делся. Он жил в Волгограде на правах андеграунда (и Кустурица ни при чем). Город Иосифа не умер, а впал в анабиоз Мерлина или Артура. То тут, то там проступали следы и возникали звуки. Он спал, но он и боролся во сне: его радисты не прекращали работу, его полутелесные рыцари — боевики тайных фемов — приводили в исполнение приговоры, и добросовестный исследователь, знаток инициаций и мистерий, отыскал бы в криминальной газетной хронике закономерность. Сталинград спал и боролся. Его пробуждение — Белая Ротонда, Фонтан Дружбы, Музкомедия, Дом Офицеров, Планетарий.
«…Вообще-то я счастливый человек и прожила счастливую жизнь. Мне повезло с родителями – они были замечательными людьми, у меня были хорошие братья… Я узнала, что есть на свете любовь, и мне повезло в любви: я очень рано познакомилась со своим будущим и, как оказалось, единственным мужем. Мы прожили с ним долгую супружескую жизнь Мы вырастили двоих замечательных сыновей, вырастили внучку Машу… Конечно, за такое время бывало разное, но в конце концов, мы со всеми трудностями справились и доживаем свой век в мире и согласии…».
Роман, написанный на немецком языке уроженкой Киева русскоязычной писательницей Катей Петровской, вызвал широкий резонанс и был многократно премирован, в частности, за то, что автор нашла способ описать неописуемые события прошлого века (в числе которых война, Холокост и Бабий Яр) как события семейной истории и любовно сплела все, что знала о своих предках, в завораживающую повествовательную ткань. Этот роман отсылает к способу письма В. Г. Зебальда, в прозе которого, по словам исследователя, «отраженный взгляд – ответный взгляд прошлого – пересоздает смотрящего» (М.
Элизабет, Джойс, Рон и Ибрагим недолго наслаждаются покоем в идиллической обстановке Куперсчейза. Не успевают утихнуть страсти после раскрытого ими убийства, как Элизабет получает письмо из прошлого. Ее приглашает в гости человек, который умер давным-давно — у нее на глазах. Элизабет не может отказаться от приглашения — и вот уже Клуб убийств по четвергам оказывается втянут в новое дело, в котором замешаны колумбийские наркоторговцы, британская контрразведка и похищенные алмазы стоимостью в двадцать миллионов фунтов.
Джеки не любит сюрпризов. Ее жизнь распланирована на годы вперед, но все планы рушатся, когда она теряет семью в автокатастрофе. Теперь Джеки предстоит сменить роскошную квартиру в Нью-Йорке на ранчо в Колорадо, где живут ее новые опекуны. И вот сюрприз — у них двенадцать детей! Как выжить в этом хаосе? А может быть, в нем что-то есть? Может быть, под этой крышей Джеки обретет семью, любовь и лучших друзей?
Комиссар полиции Петер Винстон приезжает в живописный уголок Швеции, чтобы отдохнуть у моря. Отпуск недолго остается безоблачным — в роскошной недостроенной вилле на берегу находят тело известного риелтора Джесси Андерсон. Дело только поначалу кажется простым — вскоре обнаруживается, что Джесси сумела досадить почти всем в этом райском краю и убийца может скрываться за каждой садовой изгородью.
Среди мирных английских пейзажей живут четверо друзей. У них необычное хобби: раз в неделю они собираются, чтобы обсудить нераскрытые преступления. Элизабет, Джойс, Ибрагим и Рон называют себя «Клуб убийств по четвергам». Все они уже разменяли восьмой десяток и живут в доме престарелых, но сохранили остроту ума и кое-какие другие таланты. Когда местного строителя находят мертвым, а рядом с телом обнаруживается таинственная фотография, «Клуб убийств по четвергам» внезапно получает настоящее дело. Вскоре выясняется, что первый труп — это только начало и что у наших героев есть свои тайны.