Тайна «Хорнсрифа» - [17]

После непродолжительного молчания Бек заговорил:

— Господин Шюттенстрем, — он положил руку на плечо Шюттенстрема. — Вы правы. Я вспоминал наш вчерашний разговор. Это очень хорошо, что есть еще люди, которые не утратили мужества и отстаивают человечность в этом мире бесчеловечности!

— Значит, мы с вами солидарны в этом вопросе. — Шюттенстрем встал. — Пойдемте. Мне еще надо отдать кое-какие распоряжения. И вы знаете, доктор, — его глаза заблестели, — я очень рад, что вы оказались здесь, на моем корабле!

…Командир и Лангнер молча стояли на мостике. От раздумий Шюттенстрема отвлек громкий голос Кунерта, раздавшийся, казалось, у самого уха:

— Новой вахте построиться для развода! — На лице Старика появилось полусердитое, полувеселое выражение.

«Задается Кунерт», — подумал он про себя.

— Ну, я возьмусь за него. Мое судно не казарма! — проворчал он под нос и с опаской посмотрел на матроса Геллера, поднимавшегося к «вороньему гнезду».

Геллер был еще «салагой» и всего лишь во второй раз отправлялся в рейс на «Хорнсрифе». Наверху, в «вороньем гнезде», сидел Клок — ефрейтор Клоковский, один из тех, кто говорили, будто видели привидение. Поглядывая вниз, он строил рожи. Прежде чем вскарабкаться наверх, Геллеру пришлось помучиться, его мутило, то и дело темнело в глазах. При подъеме нельзя смотреть вниз, но матрос не удержался и взглянул. У него сразу же закружилась голова. Наконец он добрался до Клока. Спазмы в горле не давали дышать, Геллера вырвало. Плавные, убаюкивающие покачивания судна на мертвой зыби Атлантики здесь особенно ощущались.

— Потрави, малышка! — добродушно посоветовал Клоковский, помогая своему сменщику взобраться в гнездо. Потом он пробормотал положенные фразы о сдаче вахты и отдал Геллеру бинокль. Кивнув ему еще раз, Клоковский стал спускаться вниз и снова посоветовал:

— Да-да, трави, братец. Рыбам ведь тоже надо что-то есть!

* * *

На мостике подводной лодки «U-43» стоял вахтенный офицер обер-лейтенант Краус. С первого взгляда можно было понять, что он охвачен беспокойством. С того момента, как командир сказал о шуме винтов, его начало лихорадить. Это было не просто волнение, а что-то вроде охотничьего азарта, появляющегося при приближении к дичи. Краус не отрывал глаз от горизонта. Вдруг он опустил бинокль. Что это? Неужели он устал? Протерев глаза, он снова начал рассматривать горизонт. Волнение охватило Крауса. Не может быть, чтобы он сейчас не увидел бы чего-либо более определенного! Продолжая всматриваться слезившимися от напряжения глазами, он размышлял о том, что будет, если ему повезет и он потопит приличную посудину? И это сделает он, Краус, к которому командир лодки относится с неприязнью. Ну тогда Краус показал бы им всем, чего он стоит… Стоп! Горизонт опять стал ясно виден. Неужели он настолько увлекся своими мыслями, что не заметил, как пелена, окутывавшая горизонт, вдруг исчезла? С удесятеренным вниманием он снова стал всматриваться в даль.

— Передать командиру! Справа по борту дым!

Эта весть с быстротой молнии разнеслась по лодке. И первым, кто заметил на горизонте дым, был фенрих Вильдхаген. Он не нес в этот момент вахты. Его крик, раздавшийся с мостика, оторвал Крауса от размышлений. Он подпрыгнул как ужаленный. Проклятье! Этот мальчишка, этот неоперившийся желторотый птенец совсем сошел с ума! Как он посмел вызвать командира! Вот! Есть! Есть! Теперь и Краус увидел столб дыма, правда едва приметный. Но это был дым от парохода, черт возьми! Да, да! Теперь он уверен в этом.

Он увидел его, он увидел дым! Раньше фенриха! Мгновение Краус соображал. Потом крикнул, крикнул громко, изо всех сил, громче, чем до этого только что крикнул Вильдхаген:

— Передать командиру! Справа по борту столб дыма! — И сразу же повернулся к фенриху, смерив его колючим, злым взглядом:

— Слишком много позволяете себе, молокосос!

Юноша открыл рот, пытаясь возразить, но так ничего и не сказал. Да и до этого ли было сейчас! Скрытая энергия, накопленная за многие недели бесплодных поисков, нашла теперь выход. В одно мгновение размеренный ритм жизни на лодке нарушился. Словно вихрь ворвался на корабль и подхватил команду, работавшую четко и слаженно, как хорошо отрегулированный механизм. Все, до последнего человека, жили сейчас одним желанием.

Не успел отзвучать сигнал боевой тревоги, а рулевой уже получил приказ:

— Право руля десять! Оба дизеля — полный „вперед!

На мостик выскочил командир. Вахтенный офицер протянул ему бинокль. Тен Бринк нетерпеливо поднес его к глазам, Лицо командира выражало высшую степень напряжения. Вдалеке едва различимо угадывался столб дыма. Да, сомнений больше не было.

— Поздравляю вас, господин Краус! — В голосе Тен Бринка слышалось одобрение, которое Краус сразу же уловил. — Наверно, крупная посудина. Даже не верится, что нам привалило такое счастье.

— Полагаю, что идет один. Может быть, это даже военный корабль! — поважничал Краус.

Он чувствовал себя именинником. Да, если бы все удалось, то можно надеяться заработать крест.

Тен Бринк покачал головой:

— Военный? Нет!

Помолчав, он добавил: — Левым бортом поворачивается к нам. Как раз то, что нужно. Идет навстречу с «распростертыми объятиями», до чего вежливые люди!