Тайна фамильных бриллиантов - [51]

Ловель не нашел слов, чтобы ее успокоить. Ее жалобы на отца снова возбудили в нем ужасное подозрение, что Генри Дунбар виновен в смерти своего слуги. Однако он должен был утешить чем-нибудь бедную молодую девушку.

— Лора, милая Лора, — сказал он, — поверьте мне, это глупо. Имейте терпение и надейтесь на лучшее. Как может мистер Дунбар не полюбить вас, когда ближе вас узнает? Вы, может быть, от него слишком многого ожидали. Вспомните, что люди, долго жившие в Индии, всегда становятся какими-то холодными созданиями. Когда мистер Дунбар узнает вас ближе, привыкнет к вашему обществу…

— Этого никогда не будет, — поспешно возразила Лора. — Как он узнает меня ближе, если он постоянно избегает меня? Бывают дни, когда я его не вижу. А когда соберусь с силами и пойду в его мрачные комнаты, он встречает меня с любезной учтивостью. С любезной учтивостью, когда я жажду его любви! Я остаюсь у него на некоторое время, спрашиваю его о здоровье, стараюсь сблизиться с ним, но в его обращении видна какая-то холодная принужденность, которая ясно говорит, что я для него лишняя. Что же мне делать? Я ухожу с разбитым сердцем. Теперь я вспоминаю, что его письма из Индии казались мне холодными, но он извинялся множеством дел и всегда заканчивал свои письма надеждой на скорое свидание. Он всегда говорил, как будет рад прижать меня к своему сердцу. Зачем он меня так жестоко обманул?

Ловель не мог утешить девушку. С самого начала он тщетно старался полюбить Дунбара, а после странной сцены в Портланд-Плэс он стал окончательно подозревать банкира в убийстве — самом страшном из преступлений, навеки лишающем человека всякого сочувствия и делающем его проклятым, отверженным созданием. Только Верховному Судье доступно то возвышенное милосердие, которое признает достойным жалости всех людей, даже самых преступных, даже тех, кого их же ближние извергли из своей среды!

XX Новые надежды

Джослин-Рок находился в десяти милях от Модслей-Аббэ и в одной только мили от города Шорнклифа. Это великолепное поместье принадлежало роду Джослин со времен Плантагенетов.

Замок стоял на крутом обрыве, у подножия которого шумел и пенился водопад, неся свои воды в маленькую речку, впадавшую невдалеке в Эвон. Самое здание было не очень велико, ибо большая часть старинных стен и башен уже давно развалилась, но оно сохранило свой величественный характер. Громадная, восьмиугольная башня с бойницами возвышалась так же гордо, как во времена Плантагенетов, когда бунтовщики напрасно таранили его стены. Все здание было выстроено из камня, и массивный готический портик напоминал средневековые соборы. Внутри все блистало роскошью, но совершенно иной, чем в более скромных комнатах Модслей-Аббэ, убранных с современным комфортом и изяществом.

В Джослин-Роке на каждом предмете, на каждом украшении лежала печать времени. В мрачной зале на стенах, украшенных резьбой, висели шлемы, иссеченные тяжелыми палашами сарацинских витязей, стальные брони, некогда покрывавшие берберийских коней гордых крестоносцев, оружие работы знаменитых миланских мастеров, старинные пищали, громадные щиты, медные латы, дротики, самострелы, пики, мечи. Рядом с этими воинственными доспехами красовались рога громадных оленей, шкуры лисиц, свидетельствовавшие об охотничьих подвигах славного рода Джослинов.

Это был благородный, древний замок. Коронованные особы, принцы крови сиживали в громадных резных креслах, украшавших столовую; английская королева однажды провела ночь в спальной комнате замка, обтянутой голубым атласом. Его владельцы, остававшиеся всегда верными королю, не раз прятались в огромных комнатах от преследований республиканских солдат или бежали от них в потаенные коридоры, скрытые за роскошными обоями. В блестящих покоях замка виднелись и старинные картины, и драгоценные кубки, вывезенные Джослинами из Флоренции, и дорогие севрские статуэтки, лично подаренные владельцам замка прекрасной маркизой Помпадур в те дни, когда севрские рабочие работали только на короля и ради любви к искусству и преданности королю подвергались смертоносным испарениям мышьяковых паров. Тут было золотое блюдо, которое какой-то король подарил своему гордому любимцу в те дни, когда еще любимцы королей были всесильны в Англии. Не было в замке почти ни одного сколько-нибудь ценного предмета, который не имел бы своей истории, гласившей о славе и величии знатного рода Джослинов.

Это великолепное жилище, одинаково священное по связанным с ним легендам и историческим воспоминаниям, принадлежало теперь сэру Филиппу Джослину. Молодой баронет был одарен красивым, откровенным лицом, мужественной фигурой; в глазах его блестела неудержимая храбрость, на устах постоянно играла улыбка. Он был отличный стрелок, ловкий наездник и даже несколько художник.

Но сэр Филипп не любил умственных занятий. Его более занимала скачка в Шорнклифе, чем новая брошюра по политической экономии, и он решительно не знал, как поддержать разговор, когда ему случалось за обедом сидеть рядом с «синим чулком». Но, несмотря на свои спортсменские замашки, юный баронет был совсем не глуп. Джослины были великолепными наездниками с незапамятных времен и славились своей ловкостью в стрельбе еще до изобретения огнестрельного оружия. Сэр Филипп не был помешан на охоте и спорте, как некоторые английские джентльмены, а вполне сознавал, что когда он женится, то жена ему будет гораздо дороже всякой лошади. Однако до сих пор он еще не думал о будущей леди Джослин. Он смутно чувствовал, что женится, как все Джослины женились до него, и что он будет жить счастливо с женой, подобно всем своим предкам, за исключением одного несчастного Гильдебранда Джослина, который по ложному подозрению выбросил свою жену из окна в водопад. Долго ходила в народе легенда об этом страшном происшествии, даже уверяли, что каждый год в день этого убийства в брызгах водопада появляется призрак несчастной.