Тайна двойного убийства - [23]

Подул ветерок, молоденькая березка над телом горестно всплеснула ветвями и уронила на лицо погибшей листочки — как слезы…

По окончании осмотра я прочла протокол, убедилась, что зафиксированы все детали, переговорила со следователем. План его действий меня вполне устраивал.

Подошедший Антон договорился со следователем о встрече для обмена информацией.

Весь обратный путь мы молчали, и лишь когда машина остановилась у подъезда здания экспертной лаборатории, куда я попросила подвезти меня, чтобы получить заключение, Волна сказал:

— Сватко убрали.

Я молчала, и капитан повторил:

— Убили Сватко.

Нелегко было подтвердить, что я думала о том же, не хотелось и давать единственное направление этому расследованию, поэтому я ограничилась неопределенным:

— Проверять надо, Антон. Все проверять. Ты понимаешь цену своей заявки?

Капитан Волна молча кивнул, лицо было хмурым и сосредоточенным, широкие брови сошлись к переносице.

— Понимаю цену, — ответил он. — Если ошибаюсь, ничего не случится. Но если я прав в своем предположении — это уже активное наступление на нас. Сватко больше ничего не скажет, не подтвердит, не опровергнет. А вот Любарская… Все, Наталья Борисовна, сегодня у меня вопрос номер один — аптекарша Рената. Я еду к Тане и потом позвоню. Закончишь с Паршиным — жди меня.

В лабораторию я вошла совершенно подавленная. Антон высказал мои подозрения. Оформил словами мои мысли, усилил волнение. Дело о взяточнике Гулине принимало неожиданный и страшный поворот.

Эксперт встретил меня весело и доброжелательно, ни следа от вчерашнего недовольства.

— Пришлось посидеть, но вот, — он протянул мне уже оформленное заключение. — Ваша догадка верна. Текст заявления Любарской и тексты претензий юриста Паршина отпечатаны на одной машинке. Заключение категорическое. Могу добавить, что отпечатано с одинаковой степенью навыков.

Я поблагодарила эксперта, но он заметил мою озабоченность, осторожно спросил:

— Что-нибудь еще?

— Нет-нет, — поспешила я, — просто перевариваю факты.

— Понятно, — успокоился он и, добрая душа, предложил, — а то заходите еще. Будут вопросы — прошу. Отказать вам невозможно. Воздействуете личным обаянием.

Я почувствовала на себе его заинтересованный взгляд и, смутившись, простилась. А уходя, поймала себя на мысли, что мне приятны его слова о личном обаянии, прозвучавшие как комплимент, и даже взгляд его, не сочувственный, как я привыкла после смерти Саши, а просто веселый мужской взгляд, не возмутил. Заставила себя не думать об этом, что было совсем не трудно.

В коридоре прокуратуры меня встретила Инна Павловна:

— Тебя, подруга, Волна обыскался. Я поминутно к твоему кабинету бегаю. Звони ревизору, он там.

Едва я вошла в кабинет, как позвонил Антон:

— Наташа, сейчас заедут за тобой ребята. Я решил Тане машины предъявить на станции. Все марки здесь есть и все цвета. Одно слово — радуга. Пусть посмотрит и покажет, на какой увезли Любарскую. Так поточней будет, верно?

Нельзя было с ним не согласиться. Придумано хорошо: предъявить Тане машины разных цветов и марок, пусть укажет похожую на ту, что мы разыскиваем.

— Когда заедут? — уточнила я.

— Уже выехали за переводчицей и Таней.

Я прикинула, что допросить Паршина не успею. Комкать допрос не хотелось. С юрисконсультом разговаривать буду основательно.

Зашла к прокурору, доложила обстановку. Василий Семенович выслушал все внимательно и молча, побарабанил пальцами по столу, широкой ладонью ухватил подбородок — налицо все признаки раздумья.

— Ну что сказать? — наконец промолвил он. — Жаль женщину… эту потерпевшую, Сватко. Я тебе советую, пусть поработает милиция над этим делом, но и ты подключись, дай направление розыску. Видишь, как все оказалось непросто, — задумчиво добавил он, — как все непросто…

Заглянула в кабинет Инна Павловна, с явным недовольством позвала меня:

— Разыскивают опять, замучили.

Таня испуганно жалась в углу, на заднем сиденье, рядом с переводчицей, через которую я объяснила, куда и зачем мы едем.

Глухонемая вопросительно смотрела на переводчицу, та успокаивала ее, и я, повинуясь порыву, погладила Танины беспокойные руки. Таня порывисто вскинула голову, в глазах — целая гамма чувств: от тревоги до признательности.

— От хозяйки так ничего и нет, — стала рассказывать мне переводчица, — ни слуху ни духу. Таня послушно ждет, как та велела, но волнуется, когда ее вызывают, думает, что плохое случилось с хозяйкой. Вот и сейчас…

Что было сказать Тане?

Она понимала, что мы безуспешно ищем Любарскую. И не вредила ли нам ее беззаветная преданность хозяйке? Не направляла ли Таня нас по ложному следу?

У ворот "Радуги” опять дежурил мой старый знакомец Иванцов. На этот раз он встретил меня приветливо, рассказал, что капитан Волна звонил на проходную и ждет нас.

Антон встретил нас у конторы, и Таня радостно, как хорошо знакомому, улыбнулась ему, закивала головой, как бы говоря, что да, она постарается помочь ему, она очень постарается…

Оставив Таню с переводчицей возле входа, капитан отозвал меня в сторонку.

— Глянь-ка, — шепнул он и направился за угол здания.

Я поспешила за ним и ахнула, увидев приготовленные Антоном машины, а он горделиво, как собственных детей, оглядывал их.