Грант взял письмо — машинописную копию оригинала — и прочел про себя. Потом сказал:
— Это тебе, дорогая, — и отдал листок Десиме. — Но боже, Энди. Ведь это удар ниже пояса! Человек умирает!
— Я не сентиментален. — Десима не представляла, что Ледьярд может говорить так жестко. — Меня больше интересует то, что ты должен жить так… как имеешь право. Почему ты защищал его, Фил? Ты ведь знал.
Грант, глядя на Десиму — в ее глазах застыло ошеломленное выражение, она не выпускала из рук сложенный листок, — медленно ответил:
— Да, знал. Понимаете, хотя Ли поклялся, что я не выходил из своей комнаты, на самом деле я выходил. Вы помните, что Ли всегда расстилал свои одеяла у моей двери после того, как сумасшедший попытался убить меня. Он не спал, и я попросил его спуститься вниз и принести мой чемоданчик. Вернувшись, он сообщил мне, что «доктор начальник больницы», так он всегда называл Чарльза, сидит на веранде с миссис Симпсон. Он сказал, что они его не видели, и многозначительно добавил, что они ссорятся. Я велел ему ни при каких обстоятельствах не рассказывать, что он их видел. Видите ли, я знал, что у Чарльза с ней связь. Умолял его порвать с ней, не рисковать тем, что Симпсон узнает. Но не будем сейчас вдаваться в подробности. Как вы теперь знаете, она была с ним. Везла его в больницу и проезжала мимо моего дома. Это по ее предложению они решили посидеть на моей веранде и поговорить.
— Ты знал, что он дал ей пилюли?
— Догадывался. Они были вместе, и только он мог дать их ей. Но он не знал, что она примет слишком большую дозу.
— Он говорит, что забыл, что дал их ей.
— Я ему верю, — сказал Грант. — Энди, ему нужно было закончить исследование. Если бы он был опозорен и лишен возможности продолжать работу, бог знает, мог ли бы другой человек открыть то, что открыл он. Перед возможностью спасти тысячи и тысячи жизней можно пожертвовать карьерой одного человека. Ему нужно было закончить работу.
— Боже! — Ледьярд недоверчиво смотрел на него. — И он позволил тебе!.. Как ты, должно быть, себя чувствовал! Я знаю, ты его очень высоко ценил, но теперь…
Ледьярд вспомнил, какой развалиной стал некогда красивый, высокомерный, светский человек, с которым он разговаривал вчера. Человек, который сказал ему: «Думаю, мне конец. И если я так дурно обошелся с молодым Грантли, как вы говорите, лучше все поставить на место. Но, понимаете, нужно было выбирать: он или мои исследования».
Вероятно, Грант будет утверждать, что Баррет-Рерсби прежде всего выдающийся врач, и какими бы ни были его недостатки, сделанное им великое открытие будет жить вечно. Но Ледьярд подумал о своем друге, и его охватило негодование — такое же, какое испытывала Десима.
— Ну, что ж, — он стал и протянул руку. — Теперь ты чист от всяких подозрений. Поздравляю, старый дурак.
— Спасибо. — Грант крепко пожал протянутую руку. — Но, Энди, мне не хочется тебе говорить, однако дело далеко еще не кончено.
* * *
— Такова, дорогой доктор Джон, наша часть истории. — Десима указала на письмо с исповедью, которое только что прочел старый джентльмен. — Не хочется рассказывать вам остальное, но…
— Естественно, дорогая, ты должна мне рассказать. — Доктор выглядел усталым, но, как обычно, уверенно улыбался. — Не волнуйся, дитя мое. Я тебе уже сказал, что справлюсь с сыном. Я и сейчас могу это сделать.
Она неуверенно ответила:
— Не думаю, чтобы кто-нибудь смог изменить его.
— Наверно, ты права. Но не думаю, чтобы он стал рассказывать эту неприятную историю. — Доктор встал. — Иди домой, ложись в постель и поспи. Ты имеешь право гордиться человеком, за которого выйдешь.
— Да. И я выйду за него, что бы ни случилось, — решительно ответила девушка.
— Я либо сам загляну к тебе, либо позвоню завтра, — сказал врач. — А теперь не нужно заставлять ждать доктора Ледьярда.
Как только Грант отправился домой расспрашивать Ли, Ледьярд по просьбе Десимы проводил ее к доктору Джону. Как ни хотелось ей причинять ему боль рассказом о мстительности Пола, девушка была уверена, что должна объяснить, чем он грозит. Но когда она вместе с американцем, доказавшим, что он верный друг в трудный час, уходила из дома доктора Джона, то сомневалась, сможет ли что-нибудь заставить Пола отказаться от своих намерений.
Но как ни странно, ночью она спала спокойно. Время между подъемом и полуднем оказалось самым тяжелым испытанием.
Однако когда в половине первого зазвонил телефон, она услышала в трубке голос доктора.
— Не волнуйся, Десима, — спокойно сказал ей доктор Джон. — Пол уезжает; ему нужно выздороветь; потом он займется организацией своей осенней выставки в Лондоне. А потом несколько лет проживет за границей. Кстати, сегодня утром с ним разговаривал инспектор из Уиндермера. Я присутствовал при этом. Пол теперь совершенно уверен, что не может узнать нападавшего. Так он и сказал инспектору.
— Миллион раз спасибо, доктор Джон, — потрясенно сказала Десима.
— Не за что, моя дорогая. Кстати, поздравьте от моего имени Верекера и напомните, что я по-прежнему нуждаюсь в партнере.
Как он это сделал? Десима стояла, все еще держа трубку в руке, и происшедшее казалось ей совершенно невозможным.
