Тайна черной жемчужины - [39]

Она пробовала припоминать, что говорил ей престарелый князь. Боже мой, он сказал, что ему восемьдесят лет! Какой дряхлый! Вряд ли Елизавета Викентьевна могла в такого влюбиться! Может быть, он похитил ее и силой вовлек в порочную связь? Хотя для восьмидесяти лет он сохранился неплохо, на первый взгляд, ему можно было бы дать шестьдесят с небольшим... но борода... но седая породистая шевелюра... Сейчас Брунгильде казалось, что кроме запаха мазей и лекарств в воздухе спальни витала еще какая-то примесь – немного сладковатая, приятная, щекотная...

Но как он ее любит, несчастный старый князь! Страдалец! Умирать с чувством вины, наверное, невыносимая мука! Он назвал ее светлой, блаженной душой! Он говорил, что она и кусачую собаку пустила бы к огню, – так великодушна! Неужели он судит о ее характере по ее наружности? Он же совсем не знает своей дочери.

Брунгильда задумалась над тем, что ощущать себя внебрачным ребенком странно. Как жаль, что князь так слаб! Неужели он гак и умрет, не поведав своей дочери тайну ее рождения и тайну своей собственной жизни?

Глаза ее сами по себе закрылись. Мысли кружились в странном безумном вихре, и она различала в потоке видений лица умирающего князя и бледной провожатой, ласковую улыбку Елизаветы Викентьевны и синие смеющиеся глаза Муры, заботливый взор Николая Николаевича... Над роем сменяющих друг друга образов царило прекрасное лицо с чуть впалыми щеками, призывный взгляд темных, чуть раскосых глаз... Слава богу, ее одолел спасительный сон.

Когда Брунгильда проснулась, в комнате был полумрак... На столе горела свеча в подсвечнике и стоял поднос, накрытый салфеткой.

Откинув плед, девушка встала и подошла к накрытому столу: булочки, кусок буженины, лиловато-коричневые выборгские крендельки, марципан, яблоки, открытая бутылка сельтерской... Есть совершенно не хотелось. Сон ее освежил, но она ощущала необъяснимую тревогу и нарастающее беспокойство...

Она подошла к двери, ведущей в коридор, и подергала бронзовую ручку – дверь оставалась запертой.

Осторожно ступая, она подкралась к створкам дверей, ведущих в спальню князя, и, взявшись за ручку, хотела заглянуть в комнату умирающего – но и эта дверь оказалась закрытой.

Брунгильда подошла к окну и отодвинула штору: зеленовато-белый свет газовых фонарей причудливыми кругами ложился к подножию ребристых чугунных столбов, на вершине которых были укреплены похожие на домики стеклянные пирамидки. В отдалении, на противоположной стороне пустынной улицы, одиноко светилась разноцветными огнями аптечная витрина с пузатым синим шаром в центре: лучи керосиновой лампы проходили через цветной раствор и падали на улицу, в неверном уличном освещении на рельефной фигуре двуглавого орла, укрепленной на дверях аптеки, трепетали золотые пятна. Брунгильда попыталась открыть раму – но та не поддалась ее слабым усилиям.

Пленница похолодела. Она припомнила обшарпанную, не покрытую ковром лестницу внешне симпатичного особнячка, отсутствие швейцара или хотя бы дворника при входе в дом. Да и на двери, ведущей в квартиру, она не видела таблички с именем хозяина.

Брунгильда начинала понимать, что оказалась в опасной ловушке.

Но безжалостная правда не парализовала ее. Хотя девушка не знала, угрожает ли опасность ее жизни и чести, не представляла, что принесет ей завтрашний день, – она сознавала, что в любом случае ей придется действовать осторожно и самостоятельно. В голубых глазах вспыхнул грозный огонек, точеный подбородок упрямо вздернулся вверх: помощи ждать неоткуда, придется самой защищать себя и свою честь.

Хорошо, что мысли не передаются на расстояние, хорошо, что ее подозрения недоступны старому князю, томящемуся в забытьи в соседней комнате! Дряхлый князь Бельский.. Ее настоящий отец? Да князь ли это Бельский? Да славный ли это потомок Гедиминовичей? И если это он – кто и почему использует немощного старика, стоящего одной ногой в могиле?

Брунгильда снова припомнила все, что довелось ей слышать у смертного одра в мрачном алькове... И в одно мгновение поняла, что имел в виду князь, когда говорил, что он не совсем в своем уме...

Глава 12

Доктор Коровкин был прав: внимание следователя Вирхова невольно сосредоточивалось вокруг участников встречи у Стасова.

Накануне дерзкого убийства в Медвежьем переулке Карл Иванович производил дознание в ресторане «Фортуна». Установить жичность жертвы оказалось нетрудно. И хозяин ресторана, и ресторанная прислуга достаточно хорошо знал и убитую женщину, мадемуазель Ляшко, одну из самых ярких петербургских кокоток. Она частенько посещала их скромное заведение, с тех пор как ступила на стезю порока. Потом малороссийская красавица поймала на крючок не одну золотую рыбку, и ее больше видели либо в фешенебельном «Даноне», либо в модном «Аквариуме». Явившись в «Фортуну», она по-приятельски раскланялась с хозяином и заявила, чтобы ее проводили к господину Апышко, с которым у нее здесь назначено свидание. Совладелец известного хлеботоргового дома, видимо, задерживался, и хотя по ресторанному статуту одних женщин внутрь не пускали, старинную знакомую разместили в отдельном кабинете – ждать гостя. Порфирий Филимонович поручил дамочку заботам своего нового любимца – Аркаши Рыбина. Но Аркаше обслуживать ее не пришлось.