Тайна черной жемчужины - [33]

– Неужели он и есть убийца? – спросил пораженный профессор.

– Нет, Николай Николаевич, – возразил доктор, – следователь подозревает другого человека. По фамилии Шлегер.

– Что? – вскочил профессор и заходил из угла в угол. – Не может быть! Не может быть!

– А как же «Хрустальный Петербург»? – Губы Муры дрогнули от огорчения

– Мне так понравился его проект!

Профессор остановился и воззрился на дочь, заложив руки за спину и раздувая ноздри:

– А не говорил ли я вам, милые мои, о том, что этот самый Шлегер – мошенник? Нюх мой меня не подвел Но он оказался еще хуже! Неужели он дошел до убийства?

– А зачем ему надо было убивать господина Тугарина? – спросила дерзко Мура, не обращая внимания на гнев отца.

– Откуда я знаю! – выкрикнул профессор. – Следователю виднее, кого подозревать. Да, дело плохо. Брунгильда пропала. Апышко впутан в дело об убийстве женщины в ресторане. Тугарин убит. Шлегер подозревается в убийстве. Ну и компания собралась у господина Стасова!

– Надо сообщить в полицию, Николай Николаевич! – снова взмолилась Елизавета Викентьевна. – Я схожу с ума от неизвестности и тревоги!

– Подожди, дорогая, – остановил ее жестом профессор, – от обращения в полицию известности не прибавится. Надо все хорошенько обдумать. Что вы скажете обо всем этом, доктор?

– Следователь непременно будет опрашивать всех, кто встречался с господином Тугариным в последние дни. Я не сказал еще одного: когда послали за Шлегером, оказалось, что он находится в Твери.

– А почему же его тогда подозревают? – с недоумением приподняла черные брови Мура

– Он приходил в дом, где жил Тугарин, причем незадолго до убийства.

– Приходил к Глебу Тугарину? – в растерянности уставилась девушка на доктора.

– Да нет же, – досадливо уточнил доктор, – к своей пассии, проживающей в другой квартире.

– Странно, – заметила Мура, – что они оказались в одном доме – и убитый юноша, и пассия господина Шлегера.

– Ничего странного, – прервал размышления дочери профессор, – простое совпадение. И с Тверью нет никаких тайн. Скрывает от сотрудников порочную связь. Обычное дело.

– Николай Николаевич, надо сообщить в полицию об исчезновении Брунгильды, – напомнила о себе Елизавета Викентьевна.

– Мы это и обсуждаем, – раздраженно ответил профессор, – а ты нам только мешаешь.

– Вот я и говорю, – продолжил доктор, – Вирхов будет допрашивать не только Кайдалова, Шлегера, Апышко, полковника Золлоева и актера Иллионского-Третьего, но, возможно, и вас. Вы же встречались с покойным в последние дни.

– Но мы не обменялись с ним ни одним словом! – веско бросил профессор.

– Но если господин Кайдалов видел, что убитый юноша поцеловал ботик Брунгильды... – начала Мура.

– Брунгильда не виновата! – вспылил профессор. – Мало ли дураков всгречается на пути красивой девушки!

– Да я не об этом, папочка, – вкрадчиво продолжила Мура, – а о том, что следователь захочет допросить Брунгильду...

– Пусть допрашивает, – не унимался профессор, – ей нечего скрывать.

– Наконец-то полиция займется исчезновением Брунгильды, – обрадовалась Елизавета Викентьевна.

– Да... – поник профессор и вновь рухнул в кресло, обхватив массивную голову обеими руками, – замкнутый круг.

– Придется объяснять, почему мы сразу не сообщили, – продолжила уныло Мура, – что весьма подозрительно.

– Особенно трудно будет мне, – убежденно признал доктор, – я видел Карла Иваныча, слушал его рассказ о преступлении и о фигурантах этого дела, сыщик мне доверял, как другу, а я... Я не сказал ему ничего о том, что господин Тугарин и господин Шлегер – известные мне личности.

– Это-то поправимо, – заявил очнувшийся профессор, – мы же могли и не говорить вам о визите к Стасову, где эти типы вываливали на наши головы свои шизофренические идеи.

– Кроме нас, есть еще и Глаша, – враждебно взглянула на упрямого мужа измученная мать, – ее тоже могут допросить. Она могла что-то слышать, когда подавала на стол. У нас в квартире есть подарки Брунгильде от этих людей. И, между прочим, от покойного Глеба Тугарина тоже.

– Подарки можно уничтожить! Выкинуть в помойку! – упорствовал профессор. – А Глашу научим говорить правильно.

– Научить-то ее можно, – согласился доктор, – но искусство дознавателя включает такие изощренные методы, что бедная девушка запутается и выдаст себя и нас всех. Нехорошо еще и потому, что косвенно мы будем препятствовать следствию. Не забудьте, у Карла Иваныча за два дня есть два трупа и оба связаны с именами ваших знакомцев.

– Дело темное, – уныло опустил голову профессор и стыдливо, шепотом сознался:

– Мне очень не хочется, чтобы имя Брунгильды и мое попали в газеты, особенно в бульварные.

Невероятная, ужасная мысль: «А вдруг их старшая дочь, утонченная благовоспитанная красавица – простая сожительница какого-нибудь безответственного Казаковы» не оставляла профессора ни на минуту. И как можно сообщать полиции, если эта так называемая пропавшая дочь, бесследно исчезнувшая добропорядочная девушка – возможная содержанка какого-нибудь хлыща-аристократа? Стать посмешищем всего Петербурга!

Елизавета Викентьевна хмуро смотрела на растерянного супруга.

– Господин Вирхов рассердится, если мы уничтожим подарки Брунгильды, – поделилась своими соображениями и Мура. – Благодаря этим запискам, визиткам, может быть, удастся выяснить что-то важное для следствия.