Тайна Черной горы - [13]

Потом они представились друг другу. По всей форме. Пожали руки. Казаковский подал свое направление и приказ.

– А меня звать Вадим Николаевичем, будем знакомы, – сказал Анихимов и приятно улыбнулся. – Теперь нас двое главных специалистов. Уже хорошо! А то, понимаешь, замучился, все один и один, неделями мотаюсь по партиям, все с нуля начинать приходится, а тут к зиме готовиться надо… А у начальника своих дел по горло.

Выбритый, он выглядел моложе, ему можно было дать лет сорок. Высокий лоб, светлые, слегка вьющиеся волосы. Худощавое, с резкими складками обветренное солнцем и холодом мужественное лицо, удивительно теплые, добрые глаза чем-то неуловимым напоминали Евгению отца, и он сразу же проникся к нему душевным доверием.

В войну дети рано взрослели, в пятнадцать были партизанами, в семнадцать становились солдатами в армии, а все равно тайно тосковали, – хотя никому и ни за что не признавались в этом! – по отцовской руке, по отцовскому слову. Опыта жизни, мудрого опыта старших – вот чего им не хватало, не доставало в жизни, хотя, кажется, за свою короткую жизнь Евгений успел повидать и пережить многое, даже чересчур много. И он искренне завидовал всегда тем, кто рос и креп рядом с отцом, своим ли, чужим – неважно. Ему всегда не хватало в жизни присутствия уверенного в себе взрослого годами мужчины. Жизнь рано разлучила Евгения с отцом.

Обо всем этом он размышлял позже, а в тот день Евгений ничего подобного не думал, а просто у него было такое ощущение, что после долгих скитаний наконец вернулся домой, сидит, обутый в батькины валенки, перед теплой железной печкой и пьет из пол-литровой банки, заменявшей стакан, крепко заваренный чай, приправленный листьями лесной малины.

– Отдыхай пока, чай – вещь полезная, – говорил Анихимов, – а потом принесем дверь, соорудим тебе кровать. Как утверждают местные пророки, в тайге надо начинать с быта, а потом входить в курс дел. Идет?

– Идет, – тут же согласился Казаковский и благодарно кивнул.

И этим скорым своим ответом и благодарным кивком Евгений как бы принимал безоговорочно условия дальнейшей совместной их жизни и службы, предложенные Анихимовым, открыто признавая его старшинство. Впрочем, Казаковский был не первым и не последним из молодых специалистов, попадавших под влияние Вадима Николаевича после первой встречи.

Тот умел производить впечатление. Это у него выходило естественно, без натуги, как бы само собой. Таков он был. Энергичный, подвижный, нетерпеливый, склонный к резким суждениям, не терпящий возражений, умеющий, невзирая на лица и на авторитеты, говорить резкие слова, отстаивая свои убеждения и идеи, он был настоящим матерым геологическим волком, зубастым и опытным, за плечами которого большой личный опыт – десятилетия работы в тайге в разных поисковых партиях и экспедициях.

Анихимов и годами своей уже большей частью прожитой жизни был старше многих руководителей подразделений, многим годясь в отцы, включая и самого Казаковского. Естественно, что все это накладывало на Анихимова отблески бронзового монумента, и он сам всегда был готов, без внешней, бьющей в глаза показной величавости, а достойно и просто принимать дань уважения.

Вадим Николаевич оказывал сильное влияние на окружающих, особенно на молодых, еще не оперившихся специалистов, заражая их энергией, верой, своим личным примером и тщательностью в работе, без скидок и поблажек, и тем самым способствовал их становлению как высококвалифицированных мастеров поиска и разведки полезных ископаемых. Вполне естественно, что и Казаковский сам на себе испытал это влияние Вадима Николаевича и за годы совместной работы в экспедиции многому у него научился, хотя и не все принимая, и открыто, как и многие молодые геологи, признавал его лидерство.

В то же время Казаковский и сам рос как специалист, набирался сил, опыта; он, словно губка, вбирал в себя, впитывал все то лучшее и современное, что могло положительно сказаться на качестве его руководящей деятельности как главного инженера экспедиции, постоянно повышая свои знания, особенности в обширной области организации и современных методов управления производством, применял на практике, экспериментировал, пробовал, учился на ошибках своих и чужих, смело шел на риск, внедряя разные полезные новинки в повседневную действительность. Молодость, не обремененная цепями старых догматических методов и взглядов, пробивается сквозь них, как сильные зеленые ростки пробиваются сквозь прошлогоднюю слежалую, отжившую свой век жухлую листву и тянутся к солнцу, к его весенним живительно теплым лучам.

Казаковский за эти годы как-то незаметно перерос своего наставника-практика, и тот смутно почувствовал это появившееся превосходство и, в силу своего характера, не терпящего никакого превосходства над собой и возражений, стал болезненно остро воспринимать любые нововведения молодого главного инженера. Понимая умом верность и правильность действий Казаковского, во многом еще неопытного руководителя, он сердцем никак этого не хотел принимать и признавать. И тонкая трещина, которая возникла между ними, быстро расширялась, становилась заметной не только для них самих, но и для пытливого постороннего глаза.