Тайна без точки - [22]

Но, разумеется, какая-то часть жизни мальчишек была связана с церковью. Они помогали ее обустраивать, выступали на концертах, участвовали в конкурсах. Все это не мешало им быть просто мальчишками — озорными, веселыми, беспечными.

Накануне последнего выхода в море Владимир Тихонович звонил семье в Севастополь, куда они уехали отдыхать.

— После этого звонка, там, в Севастополе, — рассказывала Катя, — Игорь заплакал: тяжело, навзрыд.

Я потом звонила Багрянцевым в Санкт-Петербург — Екатерины Дмитриевны дома не было.

— Как Сережа? — спросил Игорь, потом помолчал и вздохнул. — Таких друзей, как в Видяево, у меня уже не будет. Здорово все было…

Беззаботные улыбки, детские головки, мелькающие среди зарослей Иван-чая… Летнее незаходящее солнце… Багрянцев, который пытается подтянуться на нашем турнике… Игорь смотрит на него и хохочет…

Мы были счастливы тогда.

Эхо событий

Мне надо просто набрать питерский номер — он записан у меня в книжке. Игорь закончил Калининградское военно-морское училище. Мой сын изредка переписывается с ним по электронке, и поэтому я в курсе его событий. Но что-то мешает мне взять трубку и спросить: «Как дела?» Может быть, осознание того, что трагедия для этой семьи никогда не кончится? Или потому что я не смогу сказать то, что так хочется сказать: «Дорогой мальчик! У тебя был самый замечательный отец, который только мог бы быть! И я знаю, как тебе его недоставало все эти годы. Но, может быть, все это время он был все-таки рядом, только ты об этом не знал…

Геннадий Лячин

— Судьба правильно распорядилась, что мы оказались здесь! — сказал однажды Геннадий Лячин на летнем берегу озера во время одной из многочисленных встреч с шефами.

Мы с Геннадием Лячиным были знакомы «наспех». Пробегая по длинному штабному коридору, кивали друг другу головами и разлетались дальше — что мы знали о планах судьбы?

У нас не было точек соприкосновения. Звездная судьба! Звездный командир! Таких в дивизии было немного. Лячина считали везунчиком, корабль его удачливым, а сама служба на его АПЛ приравнивалась к приличной аттестации на флоте.

Да и вообще Геннадий Лячин был немногословным, сдержанным человеком. Мне пришлось немало потрудиться, прежде чем он согласился на интервью. Думается, что Лячинская солидность и уравновешенность произвели немалое впечатление на Владимира Путина, когда после последней «автономки» командира представляли Президенту страны. При этом в нашей дивизии любили рассказывать, как анекдот, что «показывали» двух командиров — одного с Тихоокеанского флота, другого — нашего. Так вот, тот, тихоокеанский хлопнулся в обморок еще в приемной, а Лячин держался спокойно. Подтекст такой был — Северный флот, дескать, не такой хлипкий.

Лячин стал командиром «Курска» 19 декабря 1996 года. Был такой странный зигзаг в его судьбе. В Западной Лице в 6 дивизии он был командиром корабля. После реформирования (так называется это действие на военном языке, я пишу об этом подробно в главе «Трагедия началась до взрыва») Лячину предложили учиться в академии, но он отказался и пошел старпомом в 150-й экипаж Сергея Ежова, это был второй экипаж «Курска» и «Воронежа».

И только через несколько лет снова стал командиром. Поговаривали об этом всякое… Мне же нравился его гражданский поступок, поэтому наш разговор я начала с вопроса, о том, почему он так поступил, все же академия — это серьезный шаг для карьеры.

Он ответил неожиданно просто (оставляю стилистику нетронутой):

— Для меня это была возможность освоить атомные корабли новейшего типа, такие как «Воронеж» и «Курск». «Стополсотый» их и обслуживал. Получилось же все случайно. Когда дивизию пустили «под нож», мне предложили пойти в академию. Поехал в Питер, посмотрел — вопросы жильеобетования не решены, зарплату задерживают. А мне семью кормить надо. Принял решение — служить дальше.

«Курск» стал особенным кораблем именно при Лячине — его строгость, его требовательность, доходившая до педантизма, его чувство справедливости быстро принесли свои плоды. Экипаж вышел в передовые и скоро стал заметен не только в дивизии, но и на всем Северном флоте.

Геннадий Лячин казался человеком строгим, чуть ли не суровым. Его неразговорчивость мешала сделать нормальный репортаж, поэтому для интервью я задала своим оппонентам один общий вопрос: считают ли Лячина жестким командиром?

Ответы неожиданно оказались разными.

— У, строгий, — ответили матросы. — Но поговорить с ним можно хоть о чем. Что он особенно не любит, так это, когда слабых обижают. Если подозревает что-то, может заставить раздеться до трусов и спросить, откуда эти синяки.

«Дедовщины» на «Курске» не было. Как гордились ребята, что служат на таком корабле. В письмах писали, что у них самый лучший командир и самая лучшая подлодка. Туда даже переводили на перевоспитание «плохих» мальчиков из других экипажей.

— Жесткий ли командир? Конечно, — ответил начальник отдела кадров Андрей Калабухов. — Он первоклассный командир! Если экипаж занимает первые места?! Если бытовые вопросы решаются? Если документация в порядке?! Конечно же, жесткий!

— Ну что вы? — заулыбался Саша Шубин. — Я бы так не ставил вопрос, никакой он не жесткий. Он требовательный командир. Таких командиров, как Геннадий Петрович на Северном флоте больше нет!