Тайна Афонской пустыни. Дневник пустынножителя - [45]

Подумалось, что хотя благие плоды православных писателей и перейдут в светлую вечность Божию, но писателем в жизни вечной уж никак не будешь. Ибо зачем писать о Боге, если Он Сам перед тобой, если ты с Богом?!

Тем паче из ада, упаси, Господи, от этого, писать ни у кого не получится.

Насельники Рая и так с Богом, а насельники ада тоже уже всё поняли, жаль только — с опозданием...

В дополнение к мыслям о писательстве можно сказать, что это относится к любым земным профессиям. Только умное делание непрестанной молитвы Иисусовой будет нужно в Царствии Небесном. Ибо жизнь спасённых будет состоять в Богообщении. Молитва же земная и есть начало Богообщения.

Так что избравший здесь делание покаянной непрестанной молитвы и призвание исихаста — не ошибётся. Это делание на первом месте, а все прочие земные служения и послушания — на втором.

+ + +

Ветер утих. Дождь окончился. Благорастворение воздухов.

Катунакские соловьи неустанно славят грядущего на вольную страсть Спасителя и Его прекрасное Воскресение. Буду учиться у них непрестанной молитве Иисусовой.

В пять утра подъём и утренний путь по афонским тропам к храму.

Хорошее сейчас время. Возможно, самое лучшее в моей грешной жизни. Хотя с Богом любое время всегда и везде — самое лучшее.

21 апреля

Интересно, что пустыннику не могут помочь все миллиардеры мира, а не то что один. Зато помешать могут. И ни чем-нибудь плохим помешать, а именно своей «человеческой помощью».

Всё, что нужно пустыннику — это отдалённая, сокрытая, убогая хибарка в лесу или горах... Малейший перевес или уклон в сторону комфорта может сделать её непригодной для молитвенной жизни. Многопопечительность изгонит дух пустыни, успокоенность на человеческой помощи прогонит исихию (истинный покой), основанную на вере в Промысл Божий среди самых тяжких и жестоких обстоятельств пустыннической жизни.

Такова особенность таинственной пустыннической жизни.

22 апреля

19:50

Наблюдаю из окна кельи послезакатное пастельнорозовое небо, серые контуры гор и белёсую поверхность моря. Тишина. Преблагословенная Суббота Покоя стоит у врат Афона и у двери моей убогой кельи. Да внидет сей Покой внутрь не только кельи, но и души моей многомятущейся. Да успокоится она во Христе навсегда.

А утром — путь на Кераси, в келлию Рождества Пресвятой Богородицы. Стало тепло, и утренний путь упоителен, не то что зимой по холоду, хотя бы и греческому. Молитву Иисусову читаешь вслух, не застужая горла сырым и холодным воздухом. Правда, и зимой я не застудился от молитвы на свежем воздухе. Она всегда утешает в пути.

Келлия, где будем, аще Бог даст, молиться и завтра, и на Пасху, — простая, классически-аскетичная. Честные главы прежних насельников (без указания имён) смиренно покоятся в нише небольшого домового храма. В келлии находится русская икона святителя Иннокентия Иркутского. Она большого размера, писана на холсте, относится предположительно к началу XIX века, когда он и был канонизирован. У святителя выразительный молитвенный взгляд, в правой руке — крест, в левой — чётки. Образ умилительный.

Говорят, что жившие в этой келлии отцы на Пасху за неимением яиц христосовались варёной картошкой (!). Святая простота и нестяжательность пустыни.

А на тропе, у поворота к келлии, нынешний насельник укрепил деревянный крест, который находился у жившего неподалёку престарелого отшельника — румына отца Даниила. Когда тот почил, подле него, спустя время, нашли несколько окочурившихся крыс, которым не было попущено потревожить его плоть.

1 мая

22:00

Итак, по великой милости Царицы Небесной Покровительницы Афонской, состоялась первая для меня Пасха Христова на Святой Горе.

Необычные чувства... Праздник прошёл по-пустыннически: собралось семь человек (из них, кстати, пятеро — бывшие валаамцы). Тихая афонская весенняя ночь. Крестный ход без хоругвей (их нет), но с иконами и со свечами. Нестройное мужское пение. В память врезалось «Христос Воскресе!» снаружи перед закрытой дверью храма. А дверь выглядит убого, словно за ней — древнее жилище первохристиан. Легко можно представить, что там при свечах и масляных светильниках собрались апостолы во главе со Христом, где-нибудь в весенней ночной Галилее...

Потом — пасхальная служба с внешне тихой, но внутренне мощной ликующей духовной радостью. Причастие Святых Тела и Крови Христовых.

Благодать... Христос Воскресе! Воистину Воскресе!

Разговлялись чем Бог и Божия Матерь послали. Они уж позаботились. Были даже крашеные яйца. Но вот кулича и пасхи, привычных для пасхального торжества, я до сих пор не вкусил. Пустыня есть пустыня, устав у неё свой. Кроме братского писанного устава, пустыня диктует свой неписанный живой устав. Ко спасению. Только исполняй. Уверен, что мы далеко не первые пустынножители, которые разговлялись без кулича и пасхи. Где их брать в горах и лесах отшельникам всех времён? Здесь иное утешение.

Со дня Светлого Христова Воскресения прошло больше недели. Я почти безвыходно в своей каливе «Сладкое лобзание — Споручница грешных». Духовно ликую. А о нападках бесовских не хочется говорить. Они болезненны. Но как вспомнишь о Пасхе, помолишься, откроешь Библию или книгу святого отца, а главное — смиришься, сразу осиявает пасхальная радость. Сердце истаивает от милости Божией.