Тайна Афонской пустыни. Дневник пустынножителя - [4]

Шрифт
Интервал

Продолжаются тёплые солнечные дни. Сегодня с Божией помощью уложу заготовленные и сваленные в кучу дрова, продолжу разбираться в келье и в небольшой пристройке, служащей кухней и кладовкой одновременно. Потом, Бог даст, сделаем с отцом Памвой небольшой ремонт к зиме. Ну, с Богом. Пошёл.

Вечер того же дня

Как жаль, что я не художник. Хотя Иисусова молитва названа святыми отцами духовным художеством, и потому мы призваны быть художниками...

Сейчас жалею, что не живописец, оттого что впервые передо мной открылся вид, как с самолёта. Келья выше облаков. Облака белым пышным плотным покрывалом легли над морем. И если продлить их горизонтальную линию к моей горной террасе, то они окажутся точно под ногами, как ковёр. А несколько дней назад открывался прямо противоположный вид: море просматривалось на многие километры, воздух был настолько чист и прозрачен, что стала видна континентальная Греция. Вдали виднелись острова, отстоящие от нас примерно на сто пятьдесят километров, а за ними на горизонте гора, за которой, как мне пояснили, дальше по курсу Афины. И всё это, как на ладони. На ладони Божией.

Слава Тебе, Господи, сотворившему всю красоту сию! Ты и есть Сама Первокрасота. Дай мне, грешному, красоту кающейся души, красоту спасения и вечной жизни с Тобой. Аминь.

А у моих ног сейчас рыжий кот. Он пришёл из Ипатьевской кельи впервые. Их там двое. Два брата. Молодые ещё. Этот, что пришёл, ручной и добрый, но крысобелок[2] и змей они оба отлично ловят. Я сразу угостил кота рыбными консервами, чтобы он гостил у меня почаще и даже жил, если захочет. У отца Рафаила, кажется, во всех пустынях жили коты. Кот доволен, ластится к ногам. Вот он пошёл осматривать моё отшелие. Мурлычет. Я буду звать его «Абрикос», он рыжий, точь-в-точь, как в книге «Начальник тишины» у отца Серафима.

...Кот уже отличился и не лучшим образом. Вместо крысобелки или змеи поймал птичку! Я его поругал и сказал: будет птичек ловить, не дам больше рыбы. Конечно, крысобелка и змея — такая же тварь Божия, как птицы, да и как сам кот. Всех жалко, вся тварь страдает из-за человека. Господи, помилуй.

Уже стемнело, но пишу ещё на дворе. Облака по-прежнему под нами. Теперь они в золотистых отблесках уже скрывающегося солнца. Чудо... Здесь каждый день — другой вид.

Иду пить чай.

21 ноября

14:00

Вчера поздно вечером, перед сном, написал пустынническое стихотворение, первое со времени приезда на Святую Гору. Утром написал ещё два. Надеюсь, что это вдохновляют поминаемые сегодня Архангел Михаил и прочие Силы Бесплотные — покровители монашествующих.

Утром был густой туман. Я один и в своей, и в Ипатьевской келлиях. Только кот Абрикос не отстаёт ни на шаг. Сейчас сижу у себя на горной террасе. Пью кофе, пишу. Над столом дерево, на нём я укрепил икону Богородицы Пюхтицкой (цветная репродукция). Этот образ я давно знаю, а здесь, как посмотрел на него, так подумал, что икона очень даже Афонская: Пречистая Дева обходит Свои владения, на заднем фоне — лес и горы, прямо как на Афоне — Сад Богородицы.

Теперь, когда подхожу к своей келье, меня ещё на улице встречает Богородица. В келье же прикладываюсь к келейной Покровительнице и Её Божественному Сыну на иконе «Сладкое лобзание».

Скоро, наверное, начнутся зимние ветры и дожди, и не будет такой всепоглощающей тишины. Но пока — тишина и безмолвие. «Благо, Господи, нам здесь быть». И куща у меня Богодарованная теперь есть.

Подумал сегодня: нечего мне гордиться, что Бог извёл в пустыню. Отцы говорят, что гневливым хорошо идти в общежитие, а сластолюбивым — в пустыню. Так что второе закономерно — мне. Только бы плод покаяния принести, а не сгнить в этой пустыне, как закатившееся под камень яблоко. Помоги, Бог.

Мама звонила. До этого она поздравила отца Рафаила с днём Ангела. Он сейчас в ущелье Трёх Братьев. На вопрос мамы: «Как там мой сынок?», старец ответил: «Молится. Всё, что я ему сказал, он пока делает».

Только бы поусерднее молиться Иисусовой молитвой. Особенно ночью вставать на молитву, как батюшка благословляет. Пока трудновато. В течение дня, сколько могу, держу Иисусову молитву. Это очень греет. Хочется молиться ещё. Перед сном тоже держу молитву. Не жалко и не спать, ведь время идёт на молитву. И всё же ночью нужно обязательно начать хоть на час вставать. Уверен, тогда и помыслы будут меньше одолевать своим мороком, а то чувствуется брань, особенно под утро.

Вечер того же дня

Такой вечер прозрачный. Всё: воздух, деревья, трава, скалы, всякая живая тварь напоены мягким бронзовым светом заходящего солнца.

Сижу на террасе, под деревом с иконой Богоматери. Читаю записки старца Силуана Афонского. Хорошо.

...А Москву сегодня покрыл белый снег — мама сказала.

22 ноября

13:30

Поднялся ветер. Гонит по верху облака. Грозно сотрясает деревья. Чувствуется приближение зимы. А на сердце — Рай! Так хорошо...

Разбираюсь с нехитрым наследством прежнего насельника кельи. Он оставил много нужного для пустыннической жизни, спаси его Бог за доброту. Есть одеяла, кое-какая зимняя одежда, посуда, крупы, соль, сахар, даже кофе. Дрова тоже на зиму были заготовлены, напилены, но только не подняты с земли, лежали россыпью. Я их сложил и накрыл плёнкой от дождей. Тут ещё всякие мелочи делаю по участку вокруг моего жилища. Так благодатно от мысли, что Матушка Божия доверила пусть и крохотный, но кусочек Своего Афонского Сада, и ты благоустрояешь его.


Еще от автора Монах Салафиил (Филипьев)
Исихаст. Практика молитвы Иисусовой

Книга монаха Салафиила (Филипьева) «Исихаст» — практическое руководство, основанное на опыте современных носителей древней православной традиции исихазма, для всех, кто стремится к умному деланию и молитве Иисусовой, чтобы соединиться со Христом, Который дает человеку истинный покой. Автор свидетельствует: «С тех первых дней, как узнал я о молитве Иисусовой, ничего другого — лучшего — не нашел. Всегда я это понимал душой, но как-то уходил «на страну далече». А Бог по молитвам старца возвращал и возвращал меня в Отчий дом непрестанной молитвы». Монах Салафиил (Филипьев), ранее известный как инок Всеволод, — член Союза писателей России, подвизается в пустынной келье на Святой Горе Афон.