Тайна Адомаса Брунзы - [31]

Ю л ю с. Не сердись, отец. Вы, старые люди, обожаете высокие материи. А нам бы попроще… Беатриче — красивая девка, люкс, в ней черт сидит, а все остальное!.. Смешно.

О т е ц  Ю л ю с а (оскорбленно). Вы — варвары! Хотите снова встать на четвереньки?!

Входит  З и н а, убирает со стола, прислушивается.

Ю л ю с. А чем вы доказали свое право нас учить? Дайте же нам дожить так, как нам нравится! (Помолчав.) Я ухожу. Больше не вернусь.

О т е ц  Ю л ю с а (растерянно). То есть как это не вернешься?

Ю л ю с. Я не желаю жить с этой женщиной. (Уходит.)

О т е ц  Ю л ю с а. Не плачь, Зина… Не плачь… У ребенка все же есть дом… И дед. Ей-богу, это не так уж мало…

З а т е м н е н и е.

Обстановка первой картины. Л у к а с  и  Б е а т р и ч е.

Л у к а с. Да, ты права, я никого не уважаю. И Андрюс никого не уважает. И Юлюс. Но у меня есть свой идеал. А у них нет. Андрюс все превращает в помои.

Б е а т р и ч е. Еще слово — и я уйду.

Л у к а с. Не уйдешь. Только пугаешь. Знала ведь, что они сегодня играют, когда сюда шла. Что я один.

Б е а т р и ч е. Не знала! Не знала!

Л у к а с. Не сердись. Ну, понимаешь, я тебя люблю. С первого взгляда. Сразу, как увидел, уже больше ни о ком думать не мог. Глаз оторвать…

Б е а т р и ч е. Замолчишь ты или нет?

Л у к а с (сжав голову руками). Ох, Бета, Бета…

Б е а т р и ч е (смягчившись). Скажи, а дядя у тебя есть?

Л у к а с. Какой дядя?

Б е а т р и ч е. Ты же говорил… ну, тот, что учит тебя жить и деньги дает?

Л у к а с. Да, есть. То есть, в сущности, его уже больше нет. Пропал.

Б е а т р и ч е (смеется). Пропал!.. А может, никогда и не было?

Л у к а с. Был. Когда меня нашли в подворотне, то принесли к нему. Говорят, будто он мне дядя. А может, и не родной. Кто его знает? Может, просто тамошний дворник. Растил меня вместе со своим сыном, постарше. Кормил на деньги, которые я выручал, сдавая пустые бутылки. Сами пили, и другие приходили пить. Потом сынок его попал в тюрьму, а меня отдали в детдом.

Б е а т р и ч е. И это он-то учил тебя жить?

Л у к а с. Кому-то надо было учить… А никого другого не было. Когда он меня лупил, я думал, что за дело. А за какое дело — не знал. В детдоме стало легче. Хотя порядка и там не было. Сразу после войны… Там тоже били — ребята постарше. Ну, и еще… разное. Понимаешь? Но все же выросли, в конце концов.

Б е а т р и ч е (в ужасе). И ты… тоже?

Л у к а с (поколебавшись). И я.

Пауза.

Б е а т р и ч е. Как все это страшно! Давай убежим!

Л у к а с. Куда?

Б е а т р и ч е. Не знаю. Куда-нибудь!

Л у к а с. Тут ведь не детдом. Отсюда не убежишь.

Б е а т р и ч е. Но ведь так нельзя!

Л у к а с. Зря я тебе рассказал. Не все можно рассказывать.

Б е а т р и ч е. И как ты после этого можешь говорить о любви?

Л у к а с. А что еще остается? Чего ты испугалась? Ну, жили как стая зверят. Предоставленные сами себе. Пока человек созреет, он не раз сталкивается со слепой силой, с жестокостью…

Б е а т р и ч е. Лукас, если бы у тебя была мать, ты очень бы ее любил?

Л у к а с. Что ты понимаешь, если можешь спрашивать?

Б е а т р и ч е. Меня тоже бросила мать. Мне она даже снится.

Л у к а с. Но она все же была! Была! Хоть и бросила. Ты знаешь, как она выглядит. А вот совсем ее не иметь… даже не представлять себе, какая она… Круглая сирота. В детдоме я вставал ночью, прижимался к стеклу, смотрел на улицу. Может, эта? Может, та? И тихонько кричал, чтобы других не разбудить: «Мама! Мама!»

Пауза.

Мудрого дядю я выдумал, чтобы хоть кто-нибудь у меня был. Я же знаю, что тот, настоящий, спьяну подох под забором.

Б е а т р и ч е. Если бы я могла тебе помочь…

Л у к а с. Можешь, — скажи: «Я тебя люблю».

Б е а т р и ч е. Но ведь это будет неправда!

Л у к а с. Пусть неправда. А ты все-таки скажи. Может, тогда и станет правдой.

Б е а т р и ч е (нежно). Я тебя люблю.

Л у к а с. Еще! Скажи еще!

Б е а т р и ч е. Люблю! Люблю! (Качает головой.) Но все равно это неправда… (Поспешно встает и направляется к двери.)

Л у к а с. Подожди. Хоть еще минуточку!

Но Беатриче уходит, не оборачиваясь, и он идет за ней.

З а т е м н е н и е.

Городской сквер. Скамья. Появляется  Б е а т р и ч е, за ней идет  Л у к а с.

Л у к а с. Бета!

Б е а т р и ч е. Что?

Л у к а с. Давай сядем.

Б е а т р и ч е. Ты же полезешь целоваться?

Л у к а с (неуверенно). Ну… нет.

Б е а т р и ч е (сердясь). Лучше помолчим. Иногда у меня так больно жмет сердце, а на душе почему-то светло. Вот как сейчас.

Л у к а с. Да?.. Почему ты дрожишь?

Б е а т р и ч е. Наверно, озябла. А то чего мне дрожать… Мне совсем не страшно. Люди приходят и уходят… Ссорятся, врут, потом ужинают и ложатся спать. Все спят — и бабушка, и завуч. Чего же тут бояться?

Л у к а с. Жаждущий не будет спать у источника… Сначала напьется… (Вдруг обнимает Беатриче и начинает ее целовать.)

Б е а т р и ч е. Пусти!.. Пусти!

Лукас ее отпускает.

Я пошла. А то бабушка меня не впустит.

Л у к а с. Знаешь, Бета, меня повысили, назначили старшим техником. Зарплата теперь сто с лишним. И еще играю.

Б е а т р и ч е. Зачем ты это мне говоришь?

Л у к а с. Учти.

Б е а т р и ч е. Раньше ты мне больше нравился… когда еще не был старшим техником. Когда был в детдоме. Знаешь, за нашим двором — пруд. Когда бабушка меня не пускает, я всю ночь слушаю, как квакают лягушки. Но это хорошо летом. А если она меня сегодня не впустит, наверно, замерзну.