Тайна аббата Соньера - [98]

Мари права: нужно молиться, молиться и еще раз молиться. Однако всякий раз в момент, когда нужно начать сначала свою молитву, он испытывает внутреннее сопротивление, которое он не может себе объяснить. И когда Беранже поднимается на ноги, ему кажется, что он узнал среди скульптур пугающее лицо Асмодея, чьи пронзающие глаза остановили на нем взгляд, который одновременно является взглядом демона и покровителя.

В небольшом доме священника Желиса в Кустоссе имеется окно, вырубленное в камне, через которое солнце вливается волнами, стол, комод, соломенные стулья и сильный запах воска. У Желиса приятное лицо, обрамленное волосами средней длины, а глаза его смотрят серьезно. Он долго разговаривает с Беранже, призывая его исповедоваться, чтобы облегчить свою душу.

Беранже не может, не хочет:

— Это слишком горестная вещь — исповедоваться, в особенности другу. Бесполезно настаивать, Желис. Бог меня накажет за мои грехи… За них не может быть прощения.

— Но зачем ты тогда пришел? Посмотри на себя, можно подумать, что ты вор, который пытается скрыться от правосудия.

— Я не знаю… Мне нужно было повстречаться с кем-нибудь за пределами того мира, в котором я живу.

Беранже ищет то, что должен сказать, но ничего не находит. Ему даже не удается разобраться в том, что происходит в нем; все, что он испытывает, это утешение, потому что он находится здесь, рядом с аббатом, у которого есть настоящая вера. На что он может надеяться от других: от Будэ, от Эммы и от Ильи, от посвященных в дела Сиона? Он спрашивает себя, есть ли среди них хотя бы один, кто достаточно хорошо себе представляет, не забывая, что малейший взгляд, обращенный на Асмодея, обрекает вас навсегда на проклятие. Кто знает, как нужно поступить, чтобы разрушить эти чары? Илья, может быть? Но еврей — он подозревает это — придет ему на помощь только в самый последний момент, когда он проберется в самую сердцевину холма. После минутного молчания Желис говорит ему голосом, полным сочувствия:

— Если у человека есть сто овец, а одна из них потеряется, не бросает ли он в горах девяносто девять других, чтобы отправиться на поиски той, что потерялась? Тебе не стоит бояться, Беранже, каков бы ни был твой грех. Божье сострадание безгранично. Оно даже будет действовать, когда душа твоя отделится от тела твоего. Я больше верю в любовь Бога, чем в Его правосудие.

— Ты слишком добр. Ты не можешь даже представить себе размер моих грехов… Друг, прости меня за то зло, которое я тебе причиню: эти грехи, я о них не сожалею, скорее наоборот.

— Беранже!

— Черт возьми! Что со мной происходит? Мне хочется плакать и смеяться одновременно, любить и ненавидеть, принадлежать Богу и Сатане.

— Успокойся.

Желис обхватывает его рукой за плечи. И при виде этого проявления дружбы и нежности, которое он испытывает в первый раз со стороны своего старого приятеля по церкви, Беранже кусает себе губы и сдерживает свое волнение. Они так остаются долгое время, не говоря ничего, глаза их блуждают среди коричневых и красных крыш Кустоссы, а сами они слушают птиц, пение молоденькой девушки, которая мечтает о замужестве:

Cinta la nòvia, cintator

Cinta-la, serà ton aunor.

(«Опоясай невесту, парень с поясом,

Опоясай ее, это будет достойно тебя»).

Воспетое достоинство. Достоинство, выгравированное в сердцах женщин и мужчин этих мест. Достоинство повсюду. Беранже вспоминает о словах своего отца: «Что бы с тобой ни случилось в жизни, никогда не теряй своего достоинства». Свое достоинство, он продал его Сиону…

Вдруг он начинает говорить и рассказывает Желису о своем потрясающем и опасном приключении.

Беранже замолчал. Желис подносит руки ко лбу. От всех этих откровений, скопившихся в голове, от всех грехов, давящих ему на сердце, и очевидной беззаботности его друга у него перехватило дух. Они действуют на него угнетающе. «Боже мой… Боже, спаси его», — думает он, обращая свой молящий взгляд к небесам. Все грешные души его прихода, собранные воедино, будут весить меньше, чем совершенно черная душа кюре из Ренн-ле-Шато.

— Ты еще сохранил веру? — спрашивает он у него надтреснутым голосом.

— Да.

— Тогда покинь свою деревню, измени свою жизнь, смени страну, стань миссионером. Именно опираясь на веру, Авраам, когда почувствовал свое призвание, повиновался и отправился в другое место, которое он должен был получить в наследство, и отправился он, не зная, куда идти.

— Я не Авраам и уже получил в наследство церковь Марии Магдалины.

— Беги из этого места, Беранже. Попытайся видеть и мыслить ясно. Ты не можешь служить одновременно двум господам, в особенности, когда один из этих господ принадлежит царству мрака.

— Я не могу.

— Ради Христа, можешь.

— Нет!

Это «нет» идет из глубины его. Он внезапно выпрямляется, стуча кулаком по столу. Он не хочет жалости и проповедей священника. Он внимательно смотрит на Желиса и вдруг ощущает странное чувство, что аббат не находится в этой комнате, что и он не принадлежит к его миру, что они не должны читать одни и те же молитвы и видеть одних и тех же святых, того же самого Христа. Ему кажется, что он ошибся.

— Я пришел за помощью к другу, а не за советами к священнику. Мне нужно разделить свою тайну с кем-нибудь, кто не принадлежит Сиону и способен распутать его нити.