Тайна аббата Соньера - [94]

— Добро пожаловать в наш замок, отец мой.

Двигаясь из глубины зала, Барле приближается к нему. Его лихорадочно возбужденный и немного сумасшедший взгляд останавливается на картах таро, потом быстрым движением он переворачивает карты с изображением Дьявола и Небесного огня.

— Не стоит позволять этим двум распространять свои дурные волны, — говорит он, протягивая Беранже свою руку.

— Мое почтение, месье Барле.

Рука у мужчины ледяная. Он, по всей вероятности, только что проводил свой спиритический сеанс.

— Это место вам нравится? Не чувствуете ли вы здесь себя перед вратами другого мира? Эти рыцари были во вкусе Виктора Гюго, нашего высокочтимого покойного мэтра. Я надеюсь, что они также в вашем вкусе. Ах, Гюго! Послушайте, послушайте его голос, Соньер. Послушайте, как он говорит об этих солдатах:

Pour en voir de pareils dans l’ombre, il faut qu’on dorme;

Ils sont comme engloutis sous la housse difforme;

Les cavaliers sont froids, calmes, graves, armes;

Effroyables; les poings lugubrement fermés;

Si l’enfer tout à coup ouvrait ces mains fantômes,

On verrait quelque lettre affreuse dans leurs paumes.

— La légende des siècles, Eviradnus[50], — добавляет Беранже.

— Браво! — восклицает Барле.

Потом он берет аббата под руку и ведет его через замок.

— Мы вас ждали, — добавляет он.

— Вы меня ждали?

— Мадам Кальве получила распоряжения, касающиеся вас лично.

Беранже краснеет: Эмма одурачила его. В какой-то миг ему хочется тотчас же покинуть замок и с помощью этого бегства снова обрести свободу. Он хотел бы бежать что есть силы в ногах сквозь дождь и туман, и бежать так в течение многих дней к югу, перепрыгивая через ручьи, проламывая изгороди, прежде чем рухнуть на землю у подножия холма. Нет, они бы его все равно нашли, и, может быть, он сам хочет, чтоб так оно и было. Он не смог бы жить, как простой священник, размышляющий над судьбой крестьян Разеса, и бесконечно делить свое время на молитвы по регламенту и на ласки для Мари.

— Я прибыл, чтобы повидаться с месье Йезоло, — сказал он наконец.

— Он не один. Один старый знакомый вернулся вместе с ним из Америки.

— Один старый знакомый?

— Кто-то, кто вас очень уважает.

Беранже спрашивает себя, кто бы это мог быть. Он позволяет проводить себя до конца западного крыла. В одной круглой комнате, набитой книгами и манускриптами, за пюпитром стоит Илья, он пишет письмо. Незнакомец с длинной черной бородой стоит возле него. Когда дверь открывается, еврей поднимает голову, улыбка тотчас озаряет его лицо. Он не постарел. Это все тот же полный мужчина, чьи черные глаза вас пронзают до самой души. Он начинает от радости махать в воздухе своими пухленькими ручками; одна капля чернил расползается по письму, другая попадает на пиджак незнакомца. Илья не ограничивается только этим: он толкает незнакомца, опрокидывает табурет, заставляет покачнуться три стопки книг и падает в объятия Беранже.

— Мой друг!

— Илья, наконец-то.

— Как я рад, что вы оказались здесь. Вы знаете друг друга, я полагаю, — говорит Илья, подводя Беранже к незнакомцу.

Мужчина протягивает Беранже руку, не прекращая сохранять свою неподвижную позу, почти как военный. Этот голос, этот акцент, эти глаза… Несмотря на прошедшее время, на худобу лица, скрытого огромной бородой, Беранже узнает его: Иоганн фон Габсбург.

— Господин эрцгерцог!

— Нет… Сегодня перед вами только господин Фред Оттен, исследователь по профессии, — отвечает он с явной грустью.

— Фред Оттен? А как же ваши титулы?

— Я отказался от них. Они испарились в тот день, когда случилась драма в Мейерлинге. В глазах австрийской знати я больше ничего не значу. Более того, все меня считают пропавшим без вести в районе мыса Горн вместе с моим парусником «Santa Margherita». По правде же, корабль затонул в нескольких кабельтовых от мыса Буэн-Тьемпо, недалеко от пролива Магеллана, и при помощи трех моих моряков я смог достичь берега на шлюпке. С тех пор я обосновался в Сан-Исидро, откуда рассчитываю отправиться для исследования Огненной Земли. Единственные, с кем я поддерживаю контакт, это братья из Приората и двое из членов моей семьи. Вы, должно быть, задаете себе вопрос, что я здесь делаю! Какова еще моя роль?

— Но я никогда не знал, в чем заключается ваша роль, — возражает Беранже.

Фон Габсбург бросает вопросительный взгляд в сторону Ильи. Тот моргает глазами в знак согласия и говорит:

— Вы можете говорить, Иоганн. У нас полное доверие к Соньеру. Он оправдал его. Он оказал помощь династии и принесет себя опять в жертву для нее, когда мы его об этом попросим.

— Хорошо, — говорит фон Габсбург, прочищая свой голос.

— Прежде всего, я хотел бы, чтобы вы меня извинили за то, что я вам солгал во время нашей встречи в Ренне.

— Извинить вас?

— Мое имя не Иоганн-Стефан фон Габсбург. Это по его совету я всюду выдавал себя за него. В то время мне было трудно покинуть Австрию, так как мои отношения с императором были скорее натянутыми.

— Кто бы вы ни были, я вас прощаю, — говорит Беранже с поспешностью, желая узнать настоящее имя этой вызывающей столько ажиотажа особы.

— Мое настоящее имя — Иоганн-Непомуцен-Сальвадор фон Габсбург. Я сын Леопольда II и Маргариты Сицилийско-Неаполитанской. Мой отец принадлежал к Сиону. Он на протяжении всей своей жизни тайно стремился к тому, чтобы один из Габсбургов стал однажды во главе Европы, а я попытался продолжить то, что он начал. Я боролся против двора, против этикета, против законов, против императора, против Папы и Пруссии. И я был сослан в Линц по приказу Франца-Иосифа. Габсбурги… Эта фамилия должна была бы выделяться золотыми буквами на фронтонах церквей; при одном только ее упоминании Папа должен был бы преклонить свое колено. Вместо этого с данным именем связано много драм, и оно угасает в серых венских буднях, где поселились пруссаки… Я хотел изменить судьбу империи, пытаясь завладеть болгарским троном. Из этой страны я бы смог противостоять Бисмарку, сегодня — Вильгельму II и русским. Император Франц-Иосиф расстроил мои планы и сместил меня со всех командных постов. Вот что я получил, попытавшись объединить европейцев вокруг священной фамилии Габсбургов. Я удалился в замок Орт, творя на благо Приората и Рудольфа до того дня, когда последнего убили в Мейерлинге. Тогда, из чувства отвращения, я отказался от всех своих титулов и взял имя Жана Орта, прежде чем стать Фредом Оттеном в Южной Америке. Продолжение вам известно, и я нахожусь здесь по просьбе братьев из Приората для того, чтобы спасти то, что остается от династии Габсбургов. Мы должны расширить и укрепить власть будущего императора — маленького Карла. Это будет нелегкой задачей, он еще слишком юн и плохо подготовлен к такому предназначению. Смерть его кузена Рудольфа, морганатический брак его дяди Франца-Фердинанда, чьи дети ввиду такого брака отстранены от наследования трона, вдруг сделали из него наследника, предназначенного для того, чтобы носить тройную корону. Будем молиться за то, чтобы Франц-Иосиф прожил еще долго для того, чтобы это дитя превратилось в настоящего мужчину и смогло противостоять Германии и Церкви. Приорат должен защитить Карла и положить основы нового социального порядка в Европе. Золото, которое вы добыли для нас, находится в надежном месте, оно послужит нашему делу; документы, которые благодаря вам предстали на свет, доказывают, что Меровинги имели потомство; остается только доказать, что Габсбурги являются этим потомством, чтобы сделать законной их власть над всеми нациями при поддержке католиков. Если да, то мы окажемся выше Папы. Ищите дальше, Соньер. Доберитесь до самой глубины секрета, до Ковчега Завета. И тогда мир изменится. Что же касается меня, то я собираюсь отправиться назад в Южную Америку. Иоганн-Стефан заменит меня. Он обладает качествами, которых у меня больше нет. Это все, что я намеревался вам сказать, Соньер.