Таймыр, Нью-Йорк, Африка... - [7]

Лаптуков подтвердил. Но ему было явно не по себе: похоже, что он и сам побаивается шамана.

Колдун, приоткрыв глаза, следил за незнакомым человеком, который склонился над мечущимся в жару мальчиком. Едва тот поднес ко рту больного лекарство, как шаман, проворно вскочив, оттолкнул его руку.

С горячностью молодости Миддендорф едва не влепил колдуну хорошую затрещину, но вовремя сдержался: так больным не поможешь. Он обернулся к Титу Лаптукову: надо сказать шаману, что русский своим зельем лишь усилит его волшебные чары. А плату за исцеление пусть тот забирает себе…

Была середина апреля, когда экспедиция вышла к четырем курным избам становища Коренного Филипповского. Миддендорф попытался нанять оленей, чтобы двигаться дальше на север.

— Подожди, — ответили ему, — вот скоро начнем кочевать, пойдешь с нами.

Становище находилось почти на 71-й параллели, у границы лесотундры. Чтобы не пропадало зря время, взялись за походный бур. Он с трудом проникал в твердую, как камень, землю. Пробурили три сажени, потом пять сажен — по-прежнему неподатливая мерзлота.

— Когда же земля успела так промерзнуть? — удивлялся Ваганов.

— Быть может, за тысячи лет, — отвечал начальник экспедиции.

Ему вспомнились ученые споры. Леопольд фон Бух объявил решительно ненадежными и невероятными известия, будто существуют места, где на глубине нескольких футов от поверхности земля не оттаивает даже в летнее время. Немецкий естествоиспытатель не хотел верить рассказам каких-то сибирских казаков.

Да чтобы оттаял тот слой, который они только что пробурили, нужна жара Сахары! А как глубоко он простирается? Может, на десятки сажен!

Ожидая весеннюю перекочевку, Миддендорф в погожие дни разъезжал по тундре.

Однажды оленья упряжка вынесла его к берегу Хатангского залива. Он узнал эти места, описанные участниками Великой северной экспедиции.

А что чернеет у берега? Старая лодка. Очень старая, теперь таких не делают. Сохранилась не только обшивка, но даже смола и гвозди.

Долго простоял над ней путешественник.

То была лодка Харитона Лаптева, пролежавшая здесь сто два года.

Да, в XVIII веке Россия исследовала Север с достойным размахом и смелостью. Почти шестьсот моряков, врачей, ученых, геодезистов, рудознатцев проникли к ее полярным окраинам. На огромном побережье Северного Ледовитого океана, от Печоры до Колымы, они боролись со льдами, мерзли в дымных зимовьях, хоронили товарищей, погибших от цинги и лишений. И выполнили свой долг, обследовав и положив на карту самые недоступные места материка. Поистине Великая северная экспедиция!

Может, на этой лодке, брошенной на берегу залива, не раз ходили Харитон Лаптев и Семен Челюскин, чьи походные журналы Миддендорф знал почти наизусть.

Могучая Лена летом 1739 года вынесла их корабль в океан. От ленского устья они повернули на запад. С великими трудностями смог пробиться бот «Якутск» до мыса, где Лаптев записал в дневнике: «У сего мыса стоя, видели морских зверей, великих собою, подобных рыбе — шерсть маленькая, белая, яко снег, рыло черное. По-здешнему называют белуга». Лаптев описался: не «белуга», а «белуха».

К зиме «Якутск» вернулся вот сюда, в этот Хатангский залив. Зимовка была невыносимо тяжелой. Лаптев часто слышал от матросов «неистовые и нерегулярные слова».

На следующую осень «Якутск» раздавили льды. Вода заливала палубу, когда Лаптев и Челюскин сошли на лед последними. Это было за 75° северной широты. Надвигалась полярная зима, а над моряками вместо крыши было холодное небо, постелью служил влажный мох, пищей — кислые ягоды тундры да ржаные сухари.

И все же они через тундру пошли не к жилью, не к селениям, а к побережью, куда льды не пропустили корабль. Потеряв надежду пробиться, вернулись в Туруханск. А декабрьской темной порой, в пятидесятиградусные морозы, когда человек слышит шорох своего дыхания, железо становится хрупким и птица мерзнет на лету, Челюскин с тремя солдатами, оставив занемогшего Лаптева в Туруханске, снова отправился к северному краю материка. Он пересек весь Таймыр и через пять месяцев достиг мыса, за который не пробился «Якутск». Пошел дальше вдоль побережья, пересек 77-ю параллель. На всем материке не было тогда человека, который проник бы севернее его. И в мае 1742 года Семен Челюскин, железный штурман с деревянного корабля, достиг крайней северной точки Азии!

Лаптев и Челюскин положили на карту тонкую полоску берегов Таймыра. Они начали, другие продолжат. Но много ли сделают одиночки в просторе, перед необъятностью которого невольно испытываешь робость?

Прежде всего надо будет пройти к Таймырскому озеру. Кочевники-ненцы не любят те места, говорят, что камни там острее ножа, подошвы из лучшей кожи рвутся за один день, а оленям негде добывать корм. Но обследовать озеро нужно во что бы то ни стало…

Миддендорф вернулся на становище.

Кочевники ладили нарты, чинили упряжь; женщины костяными иглами шили из оленьей замши летнюю одежду: скоро в путь!

Терпеливый Ваганов с помощью Тита Лаптукова тем временем выспросил кочевников о предстоящем пути. Было похоже, что он подходит к реке Таймыре. По ней, наверное, можно спуститься к озеру. Хорошо бы запастись лодкой. Без промедления взялись за дело, и Миддендорф немало удивил казаков: глядите-ка, топором орудует не хуже мужика!